словно стая бродячих собак, проспали две ночи.
Мамишу попыталась силой мысли заставить папу посмотреть в окно, но он погрузился в размышления, а может – в молитву. Мужчины ждали рабочего задания на день. Мамишу понимала, что чем выше поднимется солнце, тем больше солдаты будут сеять смуту по всему городку. Она помчалась домой, счастливая уже тем, что папа был жив и внешне здоров.
В то утро папу в составе большой группы людей послали на поле недалеко от города. Им выдали лопаты и велели выкопать большую яму. Затем они отправились в город, туда, где были свалены трупы погибших во время бомбежек лошадей. Не удивлюсь, если немцы так долго не хоронили лошадей, чтобы еще больше осквернить город.
– Mach schnell! Быстрее! – рявкнул на них солдат.
Разлагавшиеся трупы околевших животных воняли так мерзко, что сами немцы с трудом выдерживали этот смрад. Мужчинам из синагоги было велено поднимать туши за копыта и оттаскивать к месту захоронения на улицу Косхигливер, что на окраине города. Но не вонь душила их, а тяжкий труд. Даже десять человек еле перетаскивали гниющие 400-килограммовые туши.
Они провозились весь день. На закате, стоя в яме и забрасывая околевших лошадей землей, папа думал, отпустят ли их когда-нибудь по домам, где они смогут поесть и выспаться. Больше всего на свете ему хотелось сообщить мамишу, что с ним все в порядке. Утром он не заметил, как она украдкой заглядывала в окошко синагоги, и ему отчаянно хотелось успокоить ее.
В конце концов офицер по фамилии Шмидт выкрикнул, что им нужны пять человек. Папа поднял глаза к небу и взмолился, чтобы выбрали его. Но солдаты указали на знакомых отца, двое из которых были еще подростками. Среди них был и Ави, сын Малки. Обрадовавшись за мальчика, которому выпал шанс перевести дух, папа ощутил легкий укол зависти и тут же вернулся к работе. Но через несколько секунд он вздрогнул от грохота выстрелов. Осторожно выглянув из-за насыпи, он увидел на стене, у которой стояли те пятеро, пятна крови. Их тела лежали на земле. Рабочих выбрали не для отдыха, а для того, чтобы поставить к кирпичной стене здания на границе поля и убить.
Папа почти беззвучно прошептал молитву:
– Шма Исраэль Адонай Элоэйну Адонай эхад. Слушай, Израиль: Господь – Бог наш, Господь один!
Он знал, что не расскажет Малке и Дану о том, как все случилось. От него они услышат только: «Ави ушел к Богу». В каком преступлении был повинен этот мальчик? Работал медленно? Папа вернулся к заданию и, пока офицер Шмидт не прокричал: «Евреи, домой, бегом!», он не смел поднять головы. Папа прекрасно знал, что предписанный евреям комендантский час вот-вот наступит. Он с облегчением услышал, как один из рабочих спросил у Шмидта то, о чем он и сам все время думал:
– Господин офицер, а разве через несколько минут не начнется комендантский час? Если нас застанут на улице после восьми, то могут арестовать или даже застрелить.
Шмидт улыбнулся, как будто получил желанный подарок.
– Ну, значит, вам стоит поторопиться! – рявкнул он. – Мой еврейский друг прав.