Он возьмет законные пять тысяч, Ксения – остальные. Нормально же. Но Ксюша не соглашалась. Валера ругался, не отступал. Ксюха уже нажралась, кричала: не отдам четвероногого кобеля, лучше убью его сама. И точно, схватила со стола нож, бегала за двадцатью тысячами, как тореадор за белым бычком. Пыталась ударить в шею. Промахивалась. В таком расшатанном состоянии только крупные цели можно зарезать, например, человека. Валера смотрел за беготней, хохотал, хлопал в ладоши. Вот так зрелище! Потом позвал: Депеша, здесь спасение, ко мне, красавчик! Француз подскочил к нему, спрятался под ногами. Эта дура штурмует, раздвигает Валерины ноги. Он не дал ей ходу, пинал руку с ножом. Ксюша с ума сошла от обиды: как так, в собственной квартире не дают прикончить грязное животное! Валера ей намекает о внешних данных: твоя наружность страшнее французской задницы. Получи!.. Ксюша – разрезала живот. Мясо наружу. Когда опомнилась, перескочила через поверженное тело и вон из квартиры.
– Значит, обошлось без секса. Тогда зачем ее опаивал, зачем деньги тратил? – Веселый не понял смысла всей истории с Ксенией и собакой.
Из заключительных слов Важного я понял, что Валера умирал ровно два дня. У него хватило сил выйти из квартиры, оставил дверь открытой, сел на лавочку перед подъездом, пытался пальцами заткнуть дыру в животе.
Я мысленно умолял Важного дойти до детского, жизнерадостного финала: освобожденный бульдог бежит навстречу своей счастливой хозяйке. Подобный финал разве не лучшая посмертная награда для Хриплого? Но рассказчик резко сменил тему, мечты о пяти тысячах окончательно разбиты, как бы теперь добыть денег для следующей героиновой вечеринки. Принялся громко высчитывать день, когда престарелая мать Веселого получит свою мизерную пенсию.
2 сентября
Ровно год и еще парочка месяцев – столько прошло времени после моего прощания с ненавистной средней школой №23. Ровно год и парочка месяцев – не учился и не работал, обнимался по ночам с книгами, днем спал, вечером немного размышлял о своих перспективах в этом скучном мире. Затянувшийся отдых вызвал сильное раздражение у родителей: в семье растет профессиональный бездельник. Тем не менее я хотел дать себе еще один год на размышления. Но угроза репрессий и ежедневные монологи о карьерном росте, о потерянной молодости привели к единственно правильному решению – я покорился, дал слово взяться за ум. Дальше сработали связи мамы – вынудила устроиться на тот самый РМЗ (ремонтно-механический завод) на улице Мичурина, куда в качестве последнего шанса на исправление отправляют всех городских подонков и разгильдяев. Должность обещали невысокую.
Рано утром сел на трамвай, маршрут №4. Остановка Прокатная – в гуще сонных мужчин и женщин просочился через решетчатые ворота. Первое впечатление от РМЗ – едкий запах технического масла и раскаленного металла. Нашел «нужного человека», передал большой привет от мамы. Тайные связи пустились