же рядом, всего через пару кварталов. Значит, они у Холмса. Захожу сюда и точно, вы тут! Ну, как я вас вычислил! А вы что, уже накатили? Чего меня не дождались?
– А ты пузырь принес? – спросил его Холмс угрюмо.
– Конечно! Все доставлено в лучшем виде! – и Лестрейд вынул из кармана плаща литровую бутыль и торжественно водрузил на стол.
– О, вот это дело, красавчик! Давай открою, – Холмс расцвел и усадил сыщика на кровать рядом со мной. Тот сразу скинул плащ и, глядя, как Холмс ковыряет пробку, довольно потер руки и улыбнулся. Холмс откупорил бутылку, налил всем по полкружки и провозгласил:
– Ну, за знакомство!
– Давайте, – и нетерпеливый Лестрейд выпил первым.
– Холмс, – прошептал я, указывая на жадно хлещущего водку сыщика, – он же хрящ утиный. А ты говорил, что с хрящами не пьешь.
Тот задумчиво посмотрел на меня, почесал подбородок, а затем проговорил кратко:
– Пью!
И тара опустела.
Я усмехнулся и все еще злясь на Лестрейда за свои неоконченные мечты сказал ему:
– Отодвинься от меня.
Он с удивлением взглянул в мою сторону и пробормотал:
– Ты чего, доктор?
– А ничего. Ты тварь и утиный хрящ, а я с такими рядом не сижу, – мрачно ответил я.
– Это я хрящ, это я тварь? Да ты что? – оскорбился сыщик, – Я же не дегенерат, а наоборот отличный парень! Я честен, я смел, у меня прекрасное чувство юмора! Да ты посмотри какие у меня мускулы!
И Лестрейд, согнув в локте свою худую руку, начал щупать бицепс.
– Да пошел ты! – сказал я, – С тобой пить все равно не буду. Выйди вон за дверь, постой там минуту, как я накачу, зайдешь.
Холмс в это время молча улыбался и ждал, чем все закончится. Лестрейд вскочил с кровати, едва не опрокинув стол, и встал в боксерскую стойку.
– Ты сам напросился. – прошептал он, – Сейчас я тебя урою!
Я встал с кровати, неторопливо обошел стол и встал со стороны окна, так, чтобы дверь в комнату оказалась за спиной Лестрейда. Сыщик все это время держался лицом ко мне.
Я посмотрел на дверь, улыбнулся и проговорил:
– Здравствуйте.
Лестрейд оглянулся и тут мой кулак от души поцеловал его в ухо. Сыщик нелепо взмахнул руками, что-то заорал и свалился на пол. Я не спеша приблизился к нему и, как оказалось, зря. Лестрейд, лежа, в отмах лягнул меня ногой и попал в колено. Падая, я зацепил головой наш инвалидный стол, который грохнулся прямо на Холмса. Тот от неожиданности не удержался на своем шатком табурете и вместе с ним рухнул на пол. Все наши бутылки и тарелки побились, вареные рожки и огурцы разлетелись по всей комнате, а хваленый салат из чеснока шлепнулся мне прямо на нос.
– Проклятье! – проревел я, поднимаясь на ноги и вытирая руками лицо.
Салат был чертовски острый: перченый и с уксусом. Меня прошибала слеза и я беспрерывно чихал.
«Все, Лестрейд, теперь ты труп! – подумал я, – Конец тебе, уродливый плащ!»
Но это уже начинается совсем другая история.
Медовый