чем упали первые капли.
Кабинет врача – это не каморка бортмехаников. Опять же размеры не играли значения. И чистота что здесь, что там одинаковая. Просто и у Норейки вид медицинский, и в воздухе что-то медицинское. Спирт, он хоть теоретически есть жидкость без запаха, но практически если ты его за пять шагов носом не распознаешь, значит ты неправильный бортмеханик.
Пахло спиртом не из легких Норейки, разумеется. Просто – витало в воздухе. От предыдущего посетителя? То-то ждать пришлось. Или Норейка обработал спиртом руки? Предрассудок, традиция, но заманчивая традиция…
– Присаживайтесь, пожалуйста, – Норейка указал на «кресло пациента диагностическое».
Он сел.
Пока сидишь, кресло снимает множество показателей, несравненно больше, что могут личные браслеты. Много чего в этом кресле спрятано, он, Фомин, сам его и устанавливал за неделю до отлёта: прежнюю модель признали устаревшей.
– Что тревожит, Корней Петрович?
– По медицинской части ничего. Почти ничего. Просто вы говорили – докладывать о всяких странностях, непонятках, мороках. Вот я и пришёл.
– Были мороки?
– Совершенная ерунда. Красная Бусина. Даже толком не уверен, что видел. Будто действительна бусина. Крупная, с вишенку, совершенно круглая и светится вишнево – не очень ярко, но несомненно. Смотрю неотрывно, а рука за отвёрткой тянется. Достать не успел – исчезла бусина. Я не моргал. Вот она есть – и вот её нет. Никакой электростатики, я проверил. Да там как раз и постовой тринадцать – бис. Барахлит постовой, я его как раз проверять пришёл. Вдруг и связано с Красной Бусиной.
– Что ж, Красная Бусина, значит, Красная Бусина. Будем разбираться, – сказал Норейка. – Не раскрою тайны, если скажу, что вы – третий, кто сегодня увидел Красную Бусину. Разумеется, это между нами.
– Разумеется, – ответил Фомин.
Психические феномены – штука заразная. Стоит одному зевнуть – за ним тут же потянутся другие. Стоит одному подцепить Ю-чесотку, как половина экипажа раздирает себя в кровь, хотя медики говорят об абсолютной невозможности передачи болезни от человека человеку. Вот и сейчас всяк начнёт видеть бусины. Нехорошо.
Третий год полёта, и какого полета! А главное, через три часа корабельного времени начнется Торможение. Не ко времени Бусина выкатилась.
Норейка по старинке выслушал его трубочкой, постучал молоточком по коленям и локтям, потом запустил саркофаг, агрегат, многажды превосходящий кресло пациента в возможностях диагностики, а ещё саркофаг умел делать уколы и прочие гадости.
Фомин, как бортинженер, в премудростях не разбирался, но знал: если саркофаг находит у обследуемого что-то серьезное, загорается красная лампочка, привлекая внимание врача, если не уверен – зеленая, но в режиме мигания, если же пациент в тех пределах, которые считаются саркофагом здоровьем, лампочка светится ровным зелёным светом. Вот как сейчас.
Разумеется, это не означает, что обследуемый здоров действительно. На то и доктор, чтобы