и шаманской традиции, а уже потом перекочевало в другие культуры. Использование силы растений и грибов просто помогало размягчению ума или деланию его более пластичным и податливым и использовалось в начальный период обучения, когда нужно было вывести ум из ловушки рацио.
Позднее, когда ум становился более подвижным и обучался концентрации под действием внимания, этого размягчения и использования силы грибов и растений уже не требовалось. Собственно сама молитвенная практика стала своего рода альтернативой размягчению ума с помощью психоактивных веществ.
Ты же, надеюсь, помнишь, что само слово молитва обозначает буквально «размягчать» или «утончать». Позднее по мере развития церкви, как нравственного и социального института, все остатки языческих практик и традиций использования растений и грибов были запрещены и искоренены.
– Значит, молитва – это сегодня единственный инструмент связи с Логосом?
– Да, по сути единственный, но не просто молитва, а только умная молитва, связанная с практикой повышенного осознания. Я тебе говорил, что существует много ступеней и видов молитвы и из всех только один вид молитвы ведёт ум к Логосу.
Поэтому в рамках официального института церкви молитва это единственный инструмент связи с Логосом, а в монастырях и у отшельников практика работы с органическими субстанциями, растениями, грибами и силами живой природы по существу почти никогда не прекращалась, даже несмотря на запрещения.
Продаваемые сегодня на монастырских ярмарках травные сборы, экстракты, мази и прочие снадобья из натуральных субстанций и лекарственных растений – это и есть отголоски этой древней культуры и традиции знания средств размягчения ума и сознания.
В монастырях всегда было чуть больше духовной свободы и меньше церковного пуританства, бюрократии и законничества. Тем не менее, и в монастырях это знание пришло в упадок в силу катастрофического умаления числа подлинных учителей и людей духовного знания, владеющих практикой соединения ума с Логосом.
– Отче, а почему церковь была не заинтересована в таких людях, они ведь для церкви могли быть спасением, как пророчествующие, владеющие духовным ведением и знанием Логоса?
– В том-то и парадокс, что они нужны были только ранней церкви Христовой, а православная церковь уже с первого тысячелетия и Византии начала становиться церковью – империей, руководимой кесарем, которому нужна была вовсе не иноческая и аскетичная церковь, а институт государственной морали, покорности и законопослушности.
Святая инквизиция всему миру показала, как религия может быть мощнейшим институтом социального и нравственного регулирования и все тираны и правители всего мира были восхищены мощью инквизиции. Именно поэтому ведение и свободомыслие в церкви стали опасны и многие святые отцы от этого пострадали.
– Т.е фактически сама церковь не была заинтересована в полноте правды и истины ? – переспросил молодой монах.
– Да, я тебе