его обрабатывать, нанося удары обеими руками, с короткого расстояния, но с огромной силой. Кулаки словно превратились в молоты, они ломали ребра и челюсти. Кровь запачкала рукава, однако Феррагус не обращал на это внимания, как не обращал внимания на боль в руке и паху. Он делал то, что любил и умел делать, и оттого вкладывал в каждый удар все больше и больше силы. Жалобные крики и вопли жертвы стихли, на губах вспухли розовые пузыри – это сломанные ребра пробили легкое. Такое по силам не каждому – убить человека голыми руками. Не задушить, а забить насмерть.
Пиреш вжался в стену. Его было не узнать – лицо превратилось в кровавое месиво, глаза закрылись, сломанный нос распух, несколько зубов выбито, губы рассечены, грудь раздавлена. И все же он ухитрялся стоять. Голова еще поворачивалась из стороны в сторону, словно несчастный пытался рассмотреть что-то заплывшими глазами, а потом сокрушительный удар пришелся в подбородок, кость сухо треснула, и фейтор со стоном повалился на пол.
– Поднимите его, – распорядился Феррагус, сбрасывая куртку и рубашку.
Двое подручных подхватили Пиреша под руки и поставили на ноги. Феррагус подошел вплотную и снова принялся за дело. Он бил без замаха, коротко, но сильно, точно. Сначала живот. Потом грудь. Голова болталась, словно у марионетки с оборванными струнами, с губ стекала смешанная с кровью слюна. Наконец из перебитого горла вырвалось хриплое бульканье, и тело обмякло. Феррагус ударил еще раз и отступил.
– Бросьте его в подвал. И разрежьте брюхо.
– Разрезать?.. – переспросил один из подручных, думая, что ослышался.
– Надо же и крысам чем-то питаться.
Он подошел к Мигелю, который подал тряпку. Феррагус вытер кровь с разукрашенных татуировками рук и груди. На обоих предплечьях были изображены якоря, на груди – три русалки, плечи обвивали змеи. Рисунок на спине изображал идущий под всеми парусами военный корабль с британским флагом на корме. Феррагус натянул рубашку и проводил взглядом тело, которое сбросили в подвал. Один труп там уже был. И тоже со вспоротым животом. Тот человек хотел выдать Феррагуса властям. Теперь путь предателя выбрал еще один, но и у него ничего не получилось.
Он вышел из склада и запер дверь. Если французы не придут, запасы легко будет продать на законных основаниях и с неплохой прибылью. Если же они придут, то прибыль может быть огромной. Все решится в ближайшие часы. Феррагус перекрестился и отправился в таверну – как-никак он убил человека, и его мучила жажда.
Никаких призывов из полка не поступало, что устраивало Шарпа как нельзя лучше. Он остался с ротой у холма, на котором укрылось около сотни французских пехотинцев. Лягушатники сидели тихо и не высовывались, опасаясь винтовочного огня. Будь у Шарпа побольше людей, он выбил бы противника с холма, поскольку их присутствие там могло подтолкнуть французов еще к одной попытке захватить плацдарм на вершине хребта, тем более что примерно в миле к северу как раз разворачивалось новое наступление. Шарп сам пробрался наверх – пара пролетевших над головой пуль его не напугали, поскольку расстояние