тишины ночью тоскливо.
Ясное дело, он не спал. В голове все еще отзывалось эхо органа: «Татата…». Небывалое дело. Невероятное даже. Вполне могло быть, что ему померещилось.
Он мял в горячих ладонях сомнения уши, пока не решился – стоит проверить.
Охотник замер в дверях, улавливая вибрации вафельных стен: в комнате тетки кровать исходила ржавым плачем. Он осторожно пробрался мимо запертых в снах спален, стараясь не тревожить воздух, прошептал пароль и вошел в оранжерею.
Луна лежала на полу оконными дольками. Воздух спал, и в нем темной дырочкой молчал орган.
Охотник вскарабкался на стол и, справившись с волнением, вдавил наугад блестящие кнопки. Машинка хрюкнула, отбив на бледном листе бумаги:
«КД».
Этого он не ожидал. Поскреб бумагу ногтем, послюнявил – пятно не сходило. Он попробовал снова.
Орган заикнулся:
«>»
Откашлялся:
«пргшх»
Потом тонко завыл:
«еееееааааааииииооооо»
И вдруг замолчал, подавившись:
«_.»
Охотник ждал.
«Ой!» – позвала машинка.
И добавила: «Дк».
«Ой-дк», – повторила она настойчиво.
Он кивнул: «Ой-дк».
Конечно!
Он был так поражен, что вскрикнул, вспугнув тихую ночь. Двери хищно моргнули желтым глазом, поднялся ветер – прозевал. Он мигом слетел со стола, больно ударившись, и нырнул в раскрытые ворота.
«Ах ты паразит! – волновала воздух вслед за ним тетка. – Спать, недоделанный! Спать!»
Его спальня спешно захлопнулась, одеяло прикрыло забористый хохот, и все снова замолчало. Но уже совсем не было тоскливо.
За завтраком отец показал исчерниленный лист и сердито потряс пальцем. Охотник виновато опустил голову.
Где-то там, среди черных значков, пряталось его имя:
Ой-дк. Хлюп тонущего в молоке печенья.
Ой-дк. Всплеск осиного зуда под крышей погреба.
Ой-дк. Полет вишневой косточки в миску.
Ой-дк. Лопаются пузыри на мыльных руках.
Ой-дк. Маятный бег кресла с короткими, кривыми ногами.
Он рассмеялся, чуть не подавившись компотом.
– Что ты хохочешь, придурок? – тетка гневно тряхнула столовыми приборами. – Все ржет и ржет!
– Наталья, не выражайся.
Газетный лист взлетел над столом и утопил конец в соуснице. Бабушка солидарно трясла тонкой шеей, прикрыв птичьи глаза.
– Спать не дает.
– Не бесись.
– Идите вы…
Теткин стул натянулся и опустел.
Отец, перелистнув страницу, продолжил читать.
После завтрака бабушку отвезли дремать на веранду, а охотника оставили одного. «Тататааа, тататааа», – напевал он грустно в ожидании предстоящей казни.
«Та-та-та», – поднимается Ой-дк на свежий эшафот. Прощально дергает руками под тревожный гул толпы: «Таааааа, таааааа». Взлетает звонкой грозой кожаный ремень – и охотник сжимается в ожидании хлесткой боли… Будет ожог.
«На, – вернулся отец и поставил перед ним машинку. –