крышка опустевшего барабана, и тут же мул разрядил в небо ракеты. Звонко развернулась невесомая сетка голографического экрана, которыми нас старательно снабжали бездельники из Группы пропаганды.
Над «зелёнкой» прошелестел стон невероятного страдания, исторгнутый тремя сотнями глоток.
Думаю, их возмущение наверняка бы разделили все искусствоведы Земли. Рисование – не мой талант. Портрет лидера вахов я наскоро изуродовал ослиными ушами, да и надписи были кривоваты и, скорее всего, с орфографическими ошибками – я не силён в их языке. Зато там доходчиво рассказывалось, какие именно животные и в какие именно отверстия имели интимную связь с лидером, с его родственниками обоих полов, а также со всеми вахами, наблюдающими эту хамскую инсталляцию.
Тишина длилась секунду. Потом «зелёнка» закипела жёлтыми вспышками выстрелов. Оскорблённые до глубины своей звериной души, дети раскалённых гор выпустили по магазину, перезарядили и выпустили по второму. Фугасные ракеты летели в несчастного мула, подгоняемые не струями реактивных газов, а обжигающей бранью.
Сканер засёк все точки огня. Успел передать картинку и умер, разбитый в пыль.
А через мгновение в дело вступили наши миномёты; и ни один грамм тротила не пропал зря.
Космический аппарат «Европа»
Мне страшно. Не могу решиться. Плохое предчувствие.
Я сдуру записал эти слова в почасовой отчёт, а потом уничтожил. Мои создатели не поймут. Ведь я – искусственный интеллект. Я анализирую имеющиеся данные, прогнозирую последствия и холодно подсчитываю шансы: больше пятидесяти процентов, меньше. Я не умею бояться и предчувствовать.
Или – умею?
Эта идиотская двойственность рвёт меня пополам, как сказочный зверь Дихотом. Зря они запихали в меня отпечаток человека. В противном случае я не лез бы с дурацкими инициативами, не собирал излучатель. Вот как мои помощники – «пауки» с набором инструментов: есть программа – выполняют; нет – переходят в спящий режим и ждут. Так и я: очнувшись на дне инопланетного океана и проанализировав технические возможности изуродованного корабля, перешёл бы в гибернацию. Не мучался с попытками, не открывал этих чёртовых ксеноморфов. Ждал.
Чего ждал? Неважно. Разве роботу есть до этого дело? Разве робот может из амбиций или азарта, из вечного голода познания броситься в авантюру? Адекватная оценка возможностей – вот главный принцип.
Был бы Колумб искином – никогда не поплыл бы открывать Индию на Запад. До страны пряностей – двадцать тысяч километров, она недостижима.
Опять сбои в работе опять сбои в работе опять сбои в работе.
Я ловлю себя на том, что вижу странные картины. Сверкающий снег, смех, варежки на резинке, горящие щёки; я несусь с горки, а внизу меня ждёт хохочущая разрумянившаяся женщина – моя мама. Чтобы обнять и спросить:
– Тебе не холодно, малыш?
Датчики температуры показывают чуть выше нуля за бортом и около четырёх градусов внутри корпуса. Мне не холодно, мам. Я просто свихнувшийся робот, мам. Возьми меня на ручки.
Щемит