поляризованный луч и поставлю музыку повеселее. Обычно мы это делаем после полуночи; приплывают дельфины и начинают беситься в сверкающей под прожектором воде. Чтобы они быстрее словили драйв, я всегда вываливаю ящик рыбы за борт. Академик Павлов – наше всё. Звук на максимум. Запись из самого модного клуба побережья, хит этого лета грохочет над замершим океаном:
Жёлтые веснушки звёзд,
Капилляры белых гроз,
Суть вращения Земли
В отраженьи серых глаз,
В уголочке губ твоих…
– И-и-и, октопусы мои! – орёт диджей. – Воздели щупальца! Три, два, один, но…
Он не успевает досчитать. Звук зависает и растворяется над мёртвой водой, внезапно покрывшейся мерзкой рябью – как гусиной кожей.
– Что там, милый?
– Электричество вырубилось, чёрт.
Сдохло всё, и одновременно. Я поднимаюсь на мостик: радар – труп, рация молчит. Ни одного огонька на панели. Словно после ядерного взрыва, когда первым приходит электромагнитный импульс, выжигающий всю электронику.
Спускаюсь в моторное. Свет не включается, не работает переносной фонарь. Убитые аккумуляторы воняют кислым. Чертыхаясь, карабкаюсь по трапу. И слышу её крик – полный ужаса и отчаяния.
Запыхавшись, вылетаю на палубу. Она стоит у борта, вцепившись в плед, и смотрит вниз.
– Они умерли.
Океан – словно гигантская кастрюля. Мелкие волны толкутся бестолково, лопаются пузырями. Белёсыми пельменями всплывают кверху брюхом дельфины, тунцы и макрели. Колышется, переворачиваясь бессильно, дохлый осьминог; мёртвые щупальца переплетаются, словно причёска Горгоны.
И – жуткое амбре.
Я натягиваю майку на нос, бормочу:
– Не вдыхай.
Она не слышит. Ноги её подламываются; едва успеваю подхватить. Несу в каюту.
Нашатырём тру виски, ватку под нос. Чихает, открывает глаза.
– Мы умрём?
– Обязательно, а как же? Лет через сто. В один день и на одной подушке.
– Что там случилось?
– Наверное, выброс газа. Так бывает. Просто надо переждать. Я попробую завести двигатель, и уберёмся отсюда.
– Да, – кивает она, – не могу это видеть.
– К ночи всё исчезнет, обещаю тебе.
– А звёзды? Я боюсь. Вдруг и они умерли?
– Звёзды никуда не денутся, они вечные.
Слабо улыбается.
– Да. И ты к ним летишь. Вернее, твоё отражение. Ему ещё долго до Юпитера?
Я не понимаю, о чём она. Пусть говорит любую ерунду, лишь бы не о смерти.
– Кому далеко до Юпитера?
– Ну, этому кораблю. «Европе».
– Тьфу, я же не рассказал тебе. Корабль «Европа» потерпел аварию, увы. Ракета-носитель взорвалась через двадцать минут после старта с Гобийского космодрома. Остатки корабля упали в океан. Кстати, где-то недалеко, в этом районе. Может, прямо под нами.
– Как жаль, – она начинает плакать, – значит, твой близнец утонул. А его достанут?
– Никакой он мне не близнец. Железяка без чувств и мыслей, титановая коробка, набитая электроникой. Нет, его не будут доставать –