что вместе быть нельзя,
За эти маленькие руки,
За эти детские глаза.
И мы поймём, что так случайно
Расстались мы в июньский зной.
Замужества итог печальный…
А мог бы быть совсем иной.
«Как был отвратителен этот июнь!..»
Как был отвратителен этот июнь!
Стыдливое солнце, тоскливые тучи.
Надежды на лето?
На них можно плюнуть.
Лето явилось, меня чтоб измучить.
Так думала я и шагала по лужам,
Продрогшая, мокрая, полубольная,
И знала – никто мне на свете не нужен,
И больше других не нужна мне сама я.
Но в этом холодном, проклятом июне,
Где всё так уныло и жутко сплеталось,
Тебя я узнала, мой милый, мой чудный,
Тебя обнимала, тебе улыбалась.
Как был замечателен этот июнь!
«Стихи я написала слишком поздно…»
Стихи я написала слишком поздно.
Мне надо было их писать тогда,
В то лето, когда тягостно и грозно
И грузно с неба падала вода.
Стояли лужи. Тихо мокли клёны.
Тоской пробитый день сползал в овраг.
Ты был уверенный, нахальный
и влюблённый.
И я решила – осторожно! Враг!
Не подходили ни судьбой, ни статью,
Не совпадали телом и душой.
И как смогла тогда, в июне, стать я
Счастливою, любимою, одной-
Единственной?..
В Москве – к Москве
Чем больше город, одиночество острей.
Я задыхаюсь в блеске фонарей,
В толпе – от взглядов, от прикосновений,
Легчайших, невесомых, словно тени.
Чем больше город, тем острее одиночество.
О, как разъять невыносимо хочется
Петлёю захлестнувший меня круг —
Всей крепостию слабых женских рук,
Всей яростью палящего огня,
Всей нежностью, взрывающей меня!
Чем больше город, тем острее одиночество.
Где ты, воздавший мне такие почести,
Строптивую – спокойно покоривший,
Холодную – взрываться научивший,
Усталую – неутомимой быть
И так самозабвенно полюбить,
До самоисступленья, до предела
Отдать тебе всё – мысли, душу, тело?
Чем больше город, тем острее одиночество.
Перевернуть мне этот город хочется!
Москва, моё томление и грех,
Моё смятенье, мой – к чему? – успех,
Все улицы твои – как западня,
Его скрывающая от меня,
Упрятавшая в миллионы лиц.
Жестока ты, столица из столиц!
Чем больше город, тем острее одиночество.
О, никому ненужных храмов зодчество!
Возможно, он из памяти изгнал
Лицо моё, глаза мои, вокзал,
Где падали последние слова,
И всё-таки – верни его, Москва,
Забывшего, отдай его скорей!
Чем больше город, одиночество острей.
«Мне