не была яркой. И не была простой. Крепко выпивать начал ещё во время учёбы в школе. Впервые это произошло, когда ему исполнилось пятнадцать лет – отметил с одноклассниками двадцать третье февраля. Напился до поросячьего визга, полез к одному из товарищей с кулаками. В результате был довольно сильно побит и изгнан из квартиры, где происходило мероприятие. Увидев пьяного сына, его заплывшие от синяков глаза и раздувшиеся, с запёкшейся кровью губы, родители были в шоке. Попытались тут же провести воспитательную беседу. Усадив Афоню на диван, устроились на стульях напротив и принялись увещевать «ребёнка», но сразу поняли, что это бесполезно: при первых же упрёках сын безвольно закрыл глаза и опустил подбородок на грудь. Ватное тело перенесли в комнату Афанасия, раздели и уложили в постель.
На следующий день неприятный для Афанасия разговор всё же состоялся. Результат не порадовал родителей: за время беседы отпрыск не проронил ни слова. Вымолить у него обещание впредь не употреблять спиртного не удалось. Не помогли и угрозы оставить Афоню без карманных денег. «Мне по херу ваши угрозы!.. – читалось на лице мальчика. – Нравится пить и буду!..»
А недостатка в деньгах у Афанасия не было. Несмотря на то, что его родители были небогатыми людьми: мать работала в школе учительницей литературы, отец – старшим инженером в крупном научно-исследовательском институте. Они очень любили своего ребёнка и баловали, как могли. Афанасий рос беззаботно, полагая, что ему в жизни всё дозволено, и он всегда без труда сможет получить желаемое. В том числе и спиртные напитки. Он так увлёкся ими, что вскоре уже не мог обойтись без ежедневных ста граммов водки или двух-трёх бутылок пива. А после субботних занятий в школе Афанасий упивался вдрызг. Пил с мальчишками, старшими по возрасту, жившими в том же доме и в домах по соседству. Выпивоны происходили в чьей-либо квартире, разумеется в отсутствие родителей, а если приличного места для возлияний не находилось, компания собиралась в беседке в детском саду неподалёку или в подвале какого-нибудь жилого дома. Воскресная опохмелка переходила у Афанасия в новую серьёзную пьянку, так что порой он был не в состоянии в понедельник пойти в школу. Какая учёба, когда башка раскалывается и ни черта не соображает?.. Душа мучается и расползается, как полуистлевшая бумага, в груди – жуткая, комкающая плоть, перемещающаяся туда-сюда боль, и кажется, что душа и тело стремятся уничтожить друг друга…
В общем, учиться совершенно не хотелось, и отметок выше «троек» Афанасий не получал. Напившись с друзьями, Афоня, шатаясь из стороны в сторону, болтался по улицам – один или с компанией таких же, как он, нетрезвых бездельников, а поскольку язык имел довольно едкий, нередко был бит – то чужаками, то парнями из своей же ватаги.
Устав от борьбы за трезвую жизнь своего отпрыска, родители решили разрешить ему пить сколько угодно, при условии, что это будет происходить дома. Не хотели, чтобы их пьяный сын натворил что-нибудь страшное, непоправимое. И боялись, что с ним самим случится