что я его спасла от опрометчивого шага. Я не позволю жить им вместе! Нет!!!
– Слушай ты, – чуть не повысил голоса отец, – Бога побойся. Пусть Надя уедет, тогда и скажешь. Ну, нельзя такое говорит при девушке. Согласись хоть с этим!
– Хорошо, – сурово согласилась Зоя Петровна, – но намёк на свои мысли и взгляды я ему скажу всё же завтра утром, и в этом ты меня не остановишь, – и она отвернулась лицом к стене.
– О, Господи, с кем я жил всё это время? – одними губами прошептал отец, однако Зоя услышала его и ответила:
– Жил, как у Христа за пазухой, и горя не мыкал…
– Тьфу ты, пропасть, поспать спокойно не даст, – и он сделал вид, что начал спать, а на самом деле долго не мог уснуть. Он всё думал о жестокости судьбы к одним людям и двойной жестокости к другим, старался найти способ помочь Борису и Наде. Но решил, что они сами должны во всём разобраться и решить свою судьбу, так как за них самих это никто не сделает, а «добрым советом» иногда можно только навредить, если характер у одного из влюбленных стойкий и напористый, как у его сына. «Господи, если по воле Твоей они сошлись, то дай им счастья, сотвори великое чудо, помоги рабе Твоей избавиться от такого недуга! Господи, на всё Твоя воля великая!», – подумал Василий Петрович усердно. Он так и не уснул в эту ночь.
А Борис спал в эту ночь абсолютно спокойно, как Гагарин перед стартом космической эры, даже сновидения не тревожили его покой. Он спал также спокойно, «сном младенца», как и его Надя. Он теперь считал её своей, потому что в глубине души верил – теперь им никто не помешает соединить свои души и сердца; верил, что, если они встретились, значит, сама Природа будет помогать поддерживать союз. Он понимал, что и сам должен что-то сделать для Нади и, тем самым, упрочить то начало, начатое Природой…
Утром почти все одновременно встали, только Надя спала безмятежным сном и нежно улыбалась во сне чему-то приятному. Борис тихо встал с раскладушки, оделся и, прикрывая дверь своей комнаты, полюбовался на милое создание, но будить не стал: «Пусть поспит и отдохнёт от той суеты, в которой она жила всё это время, – подумал он. – Такая милая и очаровательная, что так и хочется смотреть на её сон часами, и не надоест, а разговаривать с ней можно сутками и не устанешь – настолько легко и приятно с ней общаться. Пусть поспит».
Он спиной почувствовал, что кто-то подходит к нему, и поспешно закрыл дверь, оглянулся и увидел свою мать. Та хотела заговорить, но Борис поднёс указательный палец к губам, сделал знак молчания и повел, нет, точнее сказать, потащил мать от двери в кухню, давая Наде покой.
– Доброе утро, мама, давай не будем громко разговаривать, пусть Надя поспит, – сказал он, усаживая мать на табурет рядом с собой.
– И тебе доброе утро, сын, – сказала мать голосом, который Борис не узнал и напугался, он был чужой и не его матери.
– Что с твоим голосом, мама, уж не заболела ли ты?
– Нет, сынок, я здорова,