и приходится извлекать их с помощью пальца.
Да, перед нами лежал Лусена, мертвый. Мы с Гарсоном не без любопытства рассматривали его в гробу-холодильнике. Смерть могла бы про явить напоследок снисходительность и придать покойнику достоинство, которого он был лишен при жизни. Но этого не произошло. Лусена приобрел сходство со сломанной куклой, потрепанной и жалкой. Его крашеные волосы напоминали паклю.
– Им по-прежнему никто не интересовался?
– Никто, – подтвердил врач.
– Что делают в таких случаях?
– Подержим тело еще три дня. Затем, если от вас не будет никаких указаний, наш сотрудник отвезет гроб на кладбище, где он будет похоронен в общей могиле.
– Сообщите нам, когда это произойдет, мы распорядимся насчет объявления в газетах, глядишь, кто-то и объявится в самый последний момент – на похоронах.
Дело осложнялось, принимало дурной оборот, не сулило ничего хорошего. Наша птичка больше не запоет, она унесла свои тайны в могилу, и нам теперь предстоит распутывать убийство. И никаких следов. Прежде чем принять хоть какую-то стратегию, мы отправились повидать инспектора Сангуэсу. У него тоже не было для нас особых новостей. Ни в одной из двух бухгалтерских книг они не обнаружили ни единого понятного имени, ни номера телефона, ни адреса.
– Ничего, ребятки, только эти нелепые прозвища в ряд, странные промежутки времени, такие разные, и некие суммы, не сообразующиеся ни с логикой, ни с арифметическими действиями.
– Что ты можешь сказать об этих числах?
– В первой книге они очень малы: пять тысяч, три, семь, двенадцать тысяч – самое большее. Во второй книге они существенно возрастают – от двадцати до шестидесяти тысяч. Это наводит на мысль, что, возможно, речь идет о разной бухгалтерии, но это только предположение. Просто деньги могут исчисляться отдельными суммами, хотя речь идет об одном и том же.
– А общая сумма?
– Даже ее подсчитать невозможно, поскольку временные периоды, которые этот мерзавец вписывает перед каждым числом, сильно варьируются. Что означает пять тысяч за четыре года? Что в течение четырех лет он получал или платил пять тысяч песет? Но как: ежедневно или единовременно, а может, по пять тысяч в год? Не знаю, это настоящий ребус, причем из самых заковыристых.
– Не огорчайтесь, инспектор, – сказал Гарсон, – в этом деле все какое-то странное.
– Расскажите, чем там у вас закончилось, мне любопытно.
– Потом расскажем. Сейчас мы хотим повидаться с ребятишками из газет. Передавать привет от тебя?
– Передай им смертельный поцелуй.
Нам пришлось чуть ли не умолять, чтобы хоть какое-нибудь агентство печати опубликовало сообщение о смерти Лусены. Конечно же этому делу не хватало журналистского блеска. В нем не было ни сексуальных извращений, ни политической либо расовой подоплеки… ничего такого, что бы продавалось. В конце концов, кому интересно, что некий неизвестный люмпен скончался от побоев? Хотя, если вдуматься, такое отсутствие интереса было нам на руку: по крайней