.

не пытаясь посмотреть, что там написано. И когда на плечо легла тяжелая рука, а глаза защипало от ядреного папиросного дыма, он вздрогнул. Душа ушла в пятки.

      – Кого-то узнаете? – услышал он хрипловатый, но довольно приятный мужской голос.

      Шаров не сразу понял, о чем спрашивает мужчина. Первой мыслью было, что вопрос касается тех людей, что идут по Черкизовской – беглецы, беженцы с западных окраин страны: откуда ему знать их?

      Но когда первая растерянность прошла и взгляд сфокусировался на доске, он вдруг увидел, что сверху написано: «Их разыскивает милиция». А ниже пять или шесть портретов, нарисованных и размноженных с таким отвратительным качеством, что вряд ли кто-то бы опознал в этих людях преступников, даже если бы столкнулся с ними нос к носу.

      Шаров медленно переводил взгляд с одного лица на другое – угадать общие черты, конечно, можно было, но не более того.

      Мужчина терпеливо ждал и Шаров понял, что тот особо никуда не спешит, потому что зажал свою жертву в угол. Он даже не спешит выяснить, кто стоит спиной к нему, изучая доску.

      Время, казалось, замерло. Замер поток людей, замерли неразличимые разговоры и гул самолетов в небе.

      Шаров посмотрел на последний портрет. Он не сразу понял и даже не разобрал лица – нарисованный от руки фоторобот был сильно потрепанным, будто бы провисел здесь несколько лет. На него смотрело жесткое худое лицо. Короткий ежик волос, надменный прищур, выдающиеся скулы, тонкий прямой нос с горбинкой. На лбу – то ли бороздка, то ли морщина, – странная для столь юного возраста. А может быть и шрам.

      Гипнотизирующий взгляд, который угадывался даже на этом невзрачном портрете буравил с неумолимой жестокостью.

      – Неужели узнаете? – снова раздался голос мужчины. Потрясенный фотороботом, Шаров совершенно забыл о его присутствии.

      – Да. То есть… кажется… – он повернулся и мужчина, оказавшийся обладателем довольно неприятной внешности для такого красивого баритона, слегка отпрянул.

      – Ба! – выкрикнул он. – Это же вы! А я думаю, кто это со стадиона идет, сейчас я быстро проверю его документы… А это сам Андрей Емельянов! Не может быть! Глазам своим не верю!

      Шаров сконфузился, улыбнулся своей самой чарующей улыбкой и развел руки.

      – Пришел вот… попрощаться…

      – На фронт?

      Шаров кивнул.

      Мужчина мечтательно задумался.

      – Да… были дела… – он глянул в сторону стадиона. – Там наши только что нарушителя поймали… не видели?

      – Нет, я только со стороны посмотрел… ничего не…

      – А помните, как вы Коновалова на десятке перегнали на финише? – мужчина покачал головой. – Тогда ведь Конь был первым, на вас никто и не ставил. А я… – он хитро подмигнул, – поставил на вас всю получку! Нам, конечно, нельзя, запрещают… но…

      Шаров снова улыбнулся.

      – Если тихонечко, то можно.

      – Точно!

      – И забрал тогда пятнадцать тысяч! Представляете!

      Шаров