уроков, и меня взяли преподавать в школе при Соборе.
Гости за столом смотрят на неё так, будто молодая мадам призналась при всех, что всем деликатесам предпочитает крысятину. Жилю нестерпимо хочется закрыть её собой от этих брезгливых взглядов. И почему она ничего ему не сказала о том, что собирается подрабатывать? Или он такой невнимательный, что забыл?
– А что не так? – громко спрашивает Жиль. – Есть какой-то закон, по которому женщины в Ядре работать не могут? Если я хорошо усвоил историю создания Азиля, город разрабатывали семьдесят две женщины-учёные. И я уверен, что на них никто не пялился с презрением. Ими восхищались.
Старший Лефевр незаметно толкает сына в бок локтем и, когда Сельен слегка склоняет голову, шепчет:
– Этот опаснее Ники Каро. Не возьмём в оборот сейчас – в Совете будет слишком поздно.
Сын кивает, встряхивая косо остриженной чёлкой, и Антуан Лефевр говорит, обращаясь к Жилю:
– Месье Бойер, вы пока очень юны и слишком долго взращивались в неподобающих условиях. То, что женщины Ядра не работают, это не блажь, а их привилегия. У нас принято, что семью содержит мужчина, а мадам хранит домашний очаг. И мне очень жаль, что в одной из наших семей мужчин не оказалось. В таком случае женщине с ребёнком было бы лучше вернуться в дом мужа, а не играть в независимость.
Договорив, он возвращается к приёму пищи. Жиль вспыхивает до корней волос, тут же бледнеет. Софи Робер хватает его за руку, не давая встать из-за стола.
– Тише-тише… – просит она шёпотом, склонив голову, чтобы никто не увидел. – Просто не реагируй.
Гости сдержанно шумят, как кажется Жилю – одобряя слова Лефевра. Вероника негромко воркует над сыном Софи, лицо её безмятежно и невозмутимо. Но когда они с Жилем встречаются глазами, он понимает, что сестра оскорблена до глубины души.
В этот момент в гостиную из коридора влетает растрёпанная Амелия в сопровождении всё того же мальчишки лет пяти и, сияя, выпаливает:
– В кабинете месье Пьера железная коробка пикает и бормочет! Мам, я честно, только ручку покрутила, а она заругалась!
Робер-старший и Софи обмениваются ошарашенными взглядами, оставляют гостей и почти бегом спешат туда, где стоит радиоаппаратура, которая безмолвствовала до сего момента почти полвека.
Город лихорадит. Кажется, в Азиле не осталось ни уголка, куда не проникла бы новость. «Мы не одни!» – кричат заголовки газет. Об источнике сигнала каких только предположений не выдвигают. В Университете разгорячённые известием студенты даже на занятиях по математике спорят, обсуждают, строят догадки.
– А могла и аппаратура засбоить! – сердитым шёпотом на весь лекторий отстаивает свою позицию Кристиан Меньер. – Дети крутанули что-то – и проскочила старая запись сигнала.
– Бред! – качает кудрявой головой Фабрис Русси с соседнего ряда. – Умные взрослые до них крутили и ничего не выкрутили? Сигнал пробился, это не остаток записи!
– А может, нет там никого? Ну, там, откуда сигнал пришёл. –