ей кудри и заплетает волосы в строгую причёску. По пути в Собор Амелия дремлет на заднем сиденье электромобиля, прижавшись к матери, или задумчиво смотрит в окно. Вероника волнуется перед обрядом и не замечает, что с дочерью что-то не так. Амелия смотрит на свою правую ладонь, скрытую изящной белой перчаткой, водит пальцами по кружевным нашивкам.
– Мам, почему Жиль не с нами? – задаёт Амелия единственный вопрос.
– У него экзамен сегодня, малышка. Если успеет, он встретит нас после крещения.
В Соборе девочка идёт вслед за взрослыми, старательно ступая только по белым плитам мозаичного пола. У входа в сакристию она оборачивается и долго смотрит на витраж, что создавал своими руками отец Ксавье.
– Не хватает… – качает головой девочка. – Их не хватает.
В сакристии мерцает тёплое пламя свечей, сладко и терпко пахнет благовониями. Взрослые стоят плотным полукольцом возле большущей серебряной чаши – похожей на ту, в которой прихожане споласкивают руки. Амелия осторожно протискивается, встаёт рядом с мамой. Мадам Софи держит на руках крошку Мишеля – голенького, в одной белой пелёнке. Малыш хнычет, смешно морщит личико. Священник – не отец Ксавье, а другой, новый, совсем молодой, имени которого девочка ещё не успела запомнить, – облачается в расшитое золотым и алым одеяние, что-то говорит месье Сенешалю – будущему крёстному Мишеля. Отец Ксавье стоит рядом с мадам Софи. «Это чтобы ей не было грустно, что у Мишеля нет папы, – думает Амелия. – У меня тоже теперь вроде как нет…»
Мама в белом платье с шарфом-накидкой очень красивая. Только сильно волнуется. Смотрит внимательно на нового священника, слушает всё, что он говорит. Тот наконец-то подходит к мадам Софи и предлагает начать обряд. Амелия ждёт, что вот сейчас будет что-то интересное, но кюре нудно сыплет малознакомыми словами, взрослые повторяют за ним. Амелия тихонечко пробирается между ними, выходит в молельный зал. Он пуст, можно побегать, поползать под скамейками, но именно сегодня не хочется.
Девочка медленно обходит зал, трогая скамейки. Подобрав длинную юбку, поднимается на кафедру, подпрыгивает, выглядывая из-за неё в зал. Кладёт руки на Святое Писание, лежащее на амвоне, пытаясь почувствовать страницы через ткань перчаток. И когда убирает руки, видит на бумаге алое пятно.
– Жиль… – жалобно зовёт Амелия, пятясь.
В сакристии оглушительно кричит Мишель. Девочка сжимает правую руку в кулак, со всех ног бежит к чаше для омовений у входа, встаёт на цыпочки, погружает туда руку с растопыренными пальчиками. Тысячи птиц взрываются внутри Амелии испуганным гомоном, она падает, пятная мокрым и розовым платье, пол. Девочка пытается подняться, но ноги не слушаются, тело выгибает судорогой.
– Мама! Жиль! – зовёт Амелия, думая, что кричит.
Её никто не слышит. Верещит младенец, раздосадованный тем, что на его голову льётся вода, что крест, прикладываемый к его тельцу, холодный и ничем не напоминает на ощупь маму. Софи прячет слёзы, Вероника быстро расправляет рукава снежно-белой крестильной рубашечки, готовясь