лежать было неудобно, очень хотелось пить. Все тело болело, словно она переплыла целое море, а не просто качалась на волнах, уцепившись за бочку. Она заметила у себя на коже следы от пальцев Хёда. Наверное, эти синяки появились, пока она вчера пела. Следы были темно-фиолетовыми – того же цвета, что круги под глазами у Хёда, сидевшего в прежней позе – как и вчера вечером, когда она легла.
– Ты что, не спал? – сонно спросила она и села в своем кольце из камней. Он дернулся и сдвинулся с места: на этот раз он ее услышал.
– Нет. У меня в голове роились мириады мыслей.
Он не попросил ее снова спеть, не потянулся к ее руке, но пальцы у него дрожали так, словно ему и правда этого хотелось. Он забыл посох – когда они вышли из пещеры, он замер, словно что‐то его напугало. Он ступал так же уверенно, как и она накануне, – нет, даже более уверенно. И все же он постоял, глубоко вздохнул и вернулся обратно в пещеру, взял посох и только после этого повел ее к ручью.
– Ты сказала, что волосы у тебя золотые, а глаза синие. Я знаю, что ты маленького роста, что ты была больна – кости у тебя хрупкие, а кожа мягкая. Ты колюча, как роза. Лепестки и шипы… с особенным запахом.
– Невежливо говорить человеку, что от него пахнет. – Она шутила над ним. А он все время был с ней вежлив и добр.
– А разве вежливо называть человека слепым кротом? – спросил он мягко. – Я не говорил, что от тебя плохо пахнет… это уже не так. Я сказал, что у тебя особенный запах.
– Что это значит?
– У каждого живого существа есть свой запах. У кого‐то он сильнее, у кого‐то слабее, но его невозможно скрыть. Я редко встречаю людей и потому не умею по запаху определять, откуда они родом, но думаю, что мог бы применить свои знания о флоре и фауне, чтобы понять, где они родились. Я бывал во всех землях кланов – в Берне, в Лиоке, в Адьяре, в Эббе, в Йоране и даже в Долфисе. Правда, в Адьяре и Лиоке я бывал чаще. Они ближе всего. Каждая земля, каждый народ пахнут по‐своему. Запах меняется от пределов к пределам, какие‐то ноты стираются, а какие‐то становятся сильнее.
– А чем пахну я?
– Ты пахнешь зерном, травой и ягодным соком, но сильнее всего запах истлевшей ткани.
Это и была ткань… скорее даже лохмотья. Но ей больше нечего было надеть.
– От тебя пахнет чистотой, – сказала она.
– Я не терплю запах собственной кожи, пропахшей потом одежды, запах грязи или нечистот, прилипших к моим башмакам, – сказал Хёд. – Эти запахи… меня ослепляют… отвлекают от всех прочих запахов. Поэтому я всегда чист. Так для меня безопаснее. Мы подберем тебе другую одежду.
Он сказал это так, словно рассчитывал, что она останется, и ком, стоявший в груди у Гислы, рассыпался в пыль.
– Твоя семья возделывала землю и сеяла семена? – спросил он.
– Да. А что?
– Еще от тебя пахнет землей.
– Там я и хочу быть.
– В земле?
– Да. В ней лежит моя семья.
– Ты сегодня невесела, – вздохнул он.
– Я и не пыталась быть веселой. Тут нет ничего веселого.
– Ты уверена в том,