тружеников канализационных люков всё равно рыльце в пушку.
– Вы забыли ещё об одном. О том, что отправили кобольдов меня избить.
– Да, было дело. Я запаниковал, – без капли раскаяния в голосе пробормотал он. – Когда вы ушли, Ойсен позвонил мне и сказал, что больше не может молчать (он считал, что, предупреждая меня, поступает честно, ведь я его начальник и идти против меня, что бы я ни совершил, неэтично). Я с трудом убедил его дать мне последний шанс, предложил выслушать, а потом пойти признаться вместе в махинациях со страховками. Я сказал, что покажу ему кое-что, что докажет мою невиновность в гибели Лошара. Он был слишком наивный для чёрта и поверил.
– Минуточку, но ещё днем, когда я заметил, что ваш секретарь следит за мной, он был до ужаса напуган. Ойсен всерьёз боялся за свою жизнь. Он говорил, что его хотят убить.
– Этот интеллигент всегда был очень мнительным. Его напугала смерть товарища. Но и переубедить его было нетрудно, он легко поддавался внушению, – пожал плечами Труппенс.
И всё же, что бы он ни говорил, он совершил два убийства. У меня больше не было причин держать этого циничного убийцу здесь. Я отвёл его в кабинет шефа и, оставив под присмотром Флевретти, вышел к Чмунку и разрешил перевести кобольдов в камеру. После чего вернулся и позвонил в окружную тюрьму с просьбой прислать машину.
– Они приедут утром. А пока можете поспать здесь.
Это была моя небольшая месть Базиликусу за утренний арест. Я знал, как он дорожит своим бархатным диваном (наследство от бабушки), на котором любил поспать после обеда, предупредив капрала, что если его кто-то будет спрашивать, то он «находится на важном задержании». Вполне возможно, что он и устраивал важные задержания. Только во сне.
Старший инспектор компании «Могила и Ренессанс», укладываясь спать, со слезами благодарил меня за участие. На него вдруг накатило какое-то смирение и всепрощение, так что я чуть было не начал ему сочувствовать. Но тут же вспомнил, что теперь я или Чмунк должны всю ночь сидеть рядом, чтобы преступник не сбежал. Наручники мы ему снимать не стали, даже на всякий случай надели ещё одни на ноги. Оставив утомленного индейца сторожить заключенного, я пошел проверить кобольдов.
Выходя из коридора, мельком посмотрел на настенные часы в комнатке придремавшего за столом Флевретти. Два часа ночи. Неудивительно, что так хочется спать и в голове сплошной туман.
Кобольды устроились кто где: кто на полу, кто на скамейке, кто прислонившись к плечу соседа. Они как рабочие заслужили крепкий сон. Надеюсь, не замышляют бунт или бегство. Шеф обещал прийти в девять, вот тогда мы начнём их допрос, который по большей части ляжет на плечи комиссара. Но он это любит. В смысле пожинать плоды и собирать лавры. Поэтому утром предпочтёт сам передать инспектора Труппенса офицерам из окружного управления, чтобы ещё раз покрасоваться перед начальством. Если не успеет, это его проблемы.