чайным столиком. Миранда ободряюще улыбнулась мне, и я присела на один из обитых мягкой тканью стульев с прямой спинкой.
Нам никто не прислуживал, а потому Атрей собственноручно налил мне чай.
– Итак, – начал он, когда я взяла чашку. – Песнь 24.
И я мгновенно поняла, что он хочет поговорить об «Аврелианском цикле». И моем самовольном путешествии, чтобы вернуть тело Джулии.
Однако в его голосе не слышалось недовольства. Его экземпляр поэмы, знакомый мне по тем временам, когда он проводил занятия у Четвертого Ордена в прошлом семестре, лежал на столе между нами. На обложке книги виднелась стандартная печать Министерства, которой были отмечены все запрещенные материалы. Атрей лично одобрил запрет «Аврелианского цикла» ради сохранения политической стабильности. Однако это не отменило того факта, что он обожал эту поэму и знал ее наизусть.
– И это сработало?
Я кивнула:
– Я процитировала строки о безопасном проходе. Новопитианцы… поняли. И обеспечили наше возвращение домой.
На лице Атрея появилась загадочная улыбка, словно он о чем-то вспомнил.
– Отлично.
И меня снова охватило странное и совсем ненужное тепло, как во время совещания Военного Совета: удовольствие от его одобрения.
«Этот человек пытался убить твоего друга. Дважды».
– Как лидер нашего народа, – заговорил Атрей, – я часто раздумываю о том, как важно распознать в человеке талант. Как важно выносить непредвзятые суждения. После последнего заседания Военного Совета я долго размышлял о том, как это несладко. Именно об этом мы и беседовали с Мирандой. Как предрассудки старого уклада перекочевали в наше настоящее. Даже руководствуясь лучшими побуждениями, мы можем… разглядеть таланты только там, где нас учили их видеть. А иногда не замечаем там, где их быть, по нашему мнению, просто не может. Даже если талант сияет яркими красками прямо перед нами.
Я начала понимать, куда он клонит, и почувствовала, как меня захлестывают эмоции. Я опустила голову, не желая, чтобы Атрей это заметил.
Я знала, что он хотел от меня, – его намеки были настолько прозрачны, словно он произносил это вслух. Ли для него был потерян, и сейчас он активно искал нового союзника.
Но также я знала и то, что Атрей был не из тех людей, кто лжет и не выражает лишних чувств на публику. Он искал союзника, а его признания были абсолютно честны.
В моей жизни было немало преподавателей, подобных Сидни, и слишком много совещаний, вроде последнего совещания с Холмсом, которые недооценивали и игнорировали меня, а потому его слова показались мне живительной влагой, пролившейся на высохшую землю.
«Ли. Этот человек пытался убить Ли…»
– Поэтому, Антигона, я бы хотел извиниться. Ты неоднократно доказывала, что обладаешь всеми качествами, которые я надеялся увидеть в истинном стражнике. Ты предана идеалам Революции. Готова пожертвовать собой ради них. Готова, одним словом, пойти