пообщаться с друзьями, то когда же – до Конца Света несколько дней. К тому же Севочка подошел с «Докладом»:
– Вот, здесь и здесь, папа, подпиши, – и карандаш мне протягивает для наложения визы.
– Ну я же, не читая, не подписываю бумаг.
– Прочитай.
– Может быть, ты мне смертный приговор принес.
– Какой приговор? Это разрешение, чтобы ты писал про Севу.
– От кого разрешение?
– От Ельцина. Вот печать.
– Ельцин-то причем? От премьер-министра Черномырдина куда уж ни шло. Извини, сняли его. Теперь от Степашина, стало быть.
– Я хочу от Ельцина.
– Ладно, пусть. Только прежде исправь: не Ельцына, а Ельцина, грамотей. И не даклад, а доклад. Ищи проверочные слова.
– Ладно.
– Что ладно?
– Много говоришь. Подписывай, папа.
Около слова «потпись» я расписался.
Итак, разрешение дано, бумага подписана и заверена печатью – теперь за дело.
Дорогой Друг, старый сон, оставшийся на другой стороне листа от бывших времен, можешь пропустить.
А можешь и взглянуть краешком глаза, подумать о его созвучии с реалиями нашей жизни.
Огромный город простирался от горизонта до горизонта. Казалось, что он продолжается и дальше, не имея конца. Город-гигант, город-завод, в котором башни и здания, конструкции и станки, механизмы и трубы располагались так тесно, что представляли собой сплошной кусок железа. Люди надсадно и безуспешно старались протиснуться сквозь узкие проходы в этом железе, униженно и жалко пытаясь как-то освободиться из железных объятий железного города.
Пробираясь по лестницам и коридорам домов, я искал место, где было бы можно поесть. И не находил его – нужной мне пищи в городе не было. Встречались, правда, комнаты-столовые и длинные, как железные ленты, очереди за куском мяса, тоже казавшимся железным, да за хлебом, напоминавшим кусок кровли, свернутой в трубочку. Тыркаясь, как котенок, в железные прутья и стены домов, я вместе со всеми все пытался и пытался найти выход отсюда, протискиваясь между станками, за которыми суетились люди, вдоль мрачных улиц, на которых толпились люди. Безуспешно цепляясь за железные прутья, я перелезал через бесконечные трубы, протискивался между массивными прессами и безуспешно спрашивал у прохожих: где же выход?
И вдруг в просвете – железная дорога и вагоны, мертво застывшие порожние товарняки, неподвижные и холодные поезда. Будто логово смерти. И голубизна неба казалась насмешкой среди груды мертвого металла. Лишь на маленькой площадке-станции, стиснутой со всех сторон строениями, находились люди, напоминавшие манекены. Они играли в детские игры – как автоматы.
И я осознал неожиданно для себя, что нет у меня ключей, чтобы выйти из этого города – города-смерти.
После окончания училища (осень 1965) в звании лейтенанта меня направили дежурным инженером в группу радиационной безопасности Учебного центра офицеров атомных подводных лодок в городе Палдиски