в себе, но в итоге выглядела как ребенок, который «играет во взрослого». Но было слишком поздно.
Чуну изумленно усмехнулся:
– Обсудить? И все?
– Да, и судя по тому, что мы, похоже, друг друга недопоняли… я рада, что пришла. – Вот оно снова: ребенок, притворяющийся взрослым.
– Я тоже рад, что ты пришла. – Ухмылка Чуну превратилась в широкую улыбку – слишком злую, чтобы назвать ее дружелюбной.
– Прекрати, – строго сказала Сомин, и Чуну наконец отодвинулся.
Она заметила, что всякий раз, когда она говорила ему, что ей что-то не нравится, Чуну прислушивался. Словно он и правда не хотел без ее разрешения вторгаться в ее личное пространство. Это совсем не вязалось с его образом грязного бабника и мошенника, как она его называла.
– Тот поцелуй… – Сомин снова умолкла, погрузившись в воспоминания. Она жалела, что так хорошо его помнила. И жалела, что где-то в глубине души ей хотелось снова попробовать Чуну на вкус. Как десерт, который не следует есть. На который у нее аллергия. От которого она покроется сыпью.
– Да? – Чуну терпеливо и выжидающе наблюдал за ней. Сомин знала, что это всего лишь маска. Он ждал подходящего момента, чтобы сломить ее решимость.
– Этого не должно повториться, – наконец заявила Сомин.
– И почему же? – любезно поинтересовался Чуну. Слишком любезно.
– Потому что мы не… мы не можем. Этого просто не случится… это не может повториться. – Она запиналась, как будто только училась говорить. Казалось, ей не собрать из слов хоть сколько-нибудь убедительное предложение.
– Понимаю, – кивнул Чуну. – Ну, не могу же я заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Так что, если это все… – Он направился обратно в прихожую.
Сомин не могла поверить, что все оказалось так просто. И переживала, не осталось ли между ними недоразумения. Ей нужно было, чтобы Чуну понял, что этот поцелуй не значил ничего – даже меньше чем ничего. Он непременно обязан это понять. Потому что сама она начинала в этом сомневаться.
– Подожди. – Сомин схватила Чуну за руку, но, должно быть, дернула слишком сильно (она частенько перебарщивала с силой, когда была встревожена), и рывком притянула его к себе. Они бы упали на пол, если бы он не схватил ее за руки, каким-то образом удержав равновесие.
Ей хотелось вырваться из его объятий и вместе с тем еще сильнее хотелось в них остаться. Сомин была их тех, кто всегда следует своим собственным правилам. И ее правила строго запрещали ей вступать в отношения с кем-либо навроде Чуну. А еще она была из тех, кто всегда получает желаемое. И прямо сейчас она желала Чуну.
Поэтому Сомин приподнялась на цыпочки. Этого оказалось недостаточно: она была слишком низкой, а он – слишком высоким. Но в тот же миг Чуну наклонился к ней, и их губы соприкоснулись.
Они вцепились друг в друга, и Сомин попятилась, потянув Чуну за собой. Что-то твердое впилось ей в бедро. По комнате эхом разнесся шум. Но Сомин было все равно: она потянулась и обхватила руками шею Чуну, крепко прижимая его к себе.
Ей