тоже сочинила:
НЕ СМЕЯ НИЧЕГО СКАЗАТЬ
Не смея ничего сказать
Ни в оправданье, ни в поддержку.
Мы родились на свет страдать-
И смех и слёзы – вперемешку.
Но надо жить, гореть чуть- чуть
И согревать сердца терпеньем.
Пусть на душе лихая муть-
Идти по жизни со смиреньем…6
А уж мужа ей придётся поневоле терпеть. Хотя он казался ей – очень неприятным. Но, несмотря на такой её вывод, его бывшие наложницы, пытались вновь возобновить с ним отношения.
Как-то одна из них повторила то, что пыталась сделать Зара. Появилась обнажённая, и повисла на нём. Царь оттолкнул её и крикнул слуг. В юрту вбежали воины, оттащили её от царя. Ариапиф приказал её скормить голодным псам и рассказать в гареме, как с ней поступили, чтоб знали – царя надо оставить в покое. Тем более, без вызова к нему – не сметь являться!
Тем временем Зара обстирывала воинов царя. Она очень уставала. Впервые ей пришлось заниматься такой работой. Хоть и не обреталась она царской дочерью, но семья её была богатой и знатной. Исполнять черновую работу никогда не приходилось. Ночами она плакала и обдумывала, как отомстить неверному царю. Мало того, что разлюбил, удалил из гарема, лишил всех привилегий, приказал избить нежное тело женщины, но прогнал на тяжёлую работу. Думала: «Ничего, скоро я разыщу нож и зарежу обоих, когда будут лежать в постели и ласкать друг друга. А если не найду нож, подкараулю Елену и задушу, или исковеркаю так, что Ариапифу будет противно смотреть на неё! Ну а если меня убьют за это? Не страшно! Чем так жить и каждую ночь плакать с горя, пусть казнят, но их союз разрушу, коварному царю досажу!». Эти думы, изо дня в день, из ночи в ночь, терзали её сердце, высушивали мозг. Но она жила только мыслью о мести.
К ней за чистым, выстиранным бельём всегда присылали воина из царской охраны. Но вскоре царь отбыл на восток, усмирять непокорное, бунтующее племя. К ней явился пятнадцатилетний сын Ариапифа, Октамасад. Взял белье, решил вдруг пересмотреть, хорошо ли оно выстирано. Он знал, отец очень требователен, ослушаться или плохо выполнить его поручение нельзя. Зашёл к ней в кибитку, стал пересматривать бельё. Что-то ему не понравилось, он поднял глаза на Зару и задрожал. Озноб пробил подростка. «Срамница, что ж она делает? Однако, как соблазнительна!», – полезли в голову смущающие мысли. Перед ним стояла обнажённая Зара и манила к себе маленькой ручкой.
– О, – только смог он простонать.
– Ну, иди же, глупенький, иди, пока никого нет в округе, ну же! – она как-то странно, завораживающе улыбалась и звала, звала.
– О! – вновь воскликнул мальчик.
– Да быстрее, я сгораю от любви! Тебе понравится! Ну, иди же скорее, милый! Не бойся, никто не узнает!
Через некоторое время он, озираясь, крадучись, стараясь поддаться назад