мой! – несколько раз подряд повторил Люк Джон. Похоже, событие действительно потрясло его. Дерри выложил на стол груду газетных вырезок и начал рассеянно собирать их в стопку.
– А Берт точно погиб? – спросил он.
– Его комната на седьмом этаже.
– Да… – Словно не веря, он покачал головой. – Бедный старик!
Nil nisi bene[1]. Вот уж поистине резкая перемена в отношении!
Люк Джон выглянул из окна на улицу. Изуродованные останки Берта убрали. Мостовую вымыли. Ничего не ведающие прохожие бодро шагали по плитам, на которых он принял смерть.
– Он был пьян, – сказал Люк Джон. – Пьян, как никогда.
Сослуживцы Берта утверждали, что тот вернулся с ланча в совершенно невменяемом состоянии и просто выпал из окна. Нашлись и непосредственные свидетели происшествия – две девочки-секретарши. Они видели, как Берт, стоя у окна, хлестал виски прямо из горлышка, потом покачнулся, окно распахнулось, и он вывалился наружу. И удивляться нечему, если учесть, что Берт был пьян в стельку.
Но я вспомнил, с каким отчаянным упорством твердил он мне о каком-то совете. И призадумался.
Глава 2
Во внешности девушки, распахнувшей передо мной резную дверь особняка в стиле Тюдор в Вирджиния-Уотерс, меня поразили две особенности. Во-первых, ее осанка. Во-вторых, элегантность, с которой она была одета. И потом – цвет кожи. Кожа кофейно-медового оттенка, большие темные глаза и копна блестящих черных волос до плеч. Несколько широковатый в переносице нос и довольно крупный рот дополняли эту картину, над которой на славу потрудились негритянские и европейские гены.
– Добрый день, – сказал я. – Джеймс Тайрон. Я звонил.
– Входите, – кивнула она. – Гарри и Сара скоро будут.
– Что, до сих пор играют в гольф?
– Мм… – Она повернулась, улыбнулась слегка и сделала рукой приглашающий жест. – До сих пор завтракают, я полагаю.
Без десяти четыре… А почему бы, собственно, и нет?
Она провела меня через холл – прекрасно отполированный паркет, тщательно подобранные цветы, обтянутая кожей стойка для зонтиков – в уставленную хризантемами гостиную с мебелью, обитой ситцем. Потолок украшали балки из темного дуба с машинной резьбой. На гладких кремовых стенах резким пятном выделялась одна-единственная картина – модерновое импрессионистское изображение какого-то космического взрыва. Масляные краски были наляпаны на холст щедрыми кусками.
– Располагайтесь. – Она повела изящной рукой в сторону пышного дивана. – Хотите выпить?
– Нет, благодарю.
– А я думала, журналисты только и знают, что пьянствуют день и ночь.
– Если вы пьете и пишете одновременно, перо теряет свою остроту.
– Пожалуй, – кивнула она. – Дилан Томас говорил: для того чтобы писать страстно, голова должна оставаться холодной как лед.
– Ну, это совсем другой класс. Немного повыше, – улыбнулся я.
– Но тот же принцип.
– Абсолютно.
Слегка склонив