Игорь Губерман

Последний Иерусалимский дневник


Скачать книгу

распад и разлом,

      очень редко, совсем иногда

      обдавая ушедшим теплом.

      «Когда приходит увядание…»

      Когда приходит увядание,

      как и положено в судьбе,

      родится новое страдание —

      печаль о нынешнем себе.

      «В будничной рабочей суматохе…»

      В будничной рабочей суматохе,

      в сумерках житейского колодца

      многие черты своей эпохи

      людям уловить не удаётся.

      «Я сильно временем иссушен…»

      Я сильно временем иссушен,

      а также в силу безысходности

      я стал почти что равнодушен

      к любой текущей в мире подлости.

      «С возрастом пишу гораздо тише я…»

      С возрастом пишу гораздо тише я,

      старческую сдержанность ценя,

      кто читал мои четверостишия,

      очень огорчится за меня.

      «Творцом означена тенденция…»

      Творцом означена тенденция,

      и вышло гнусное явление:

      угасла начисто потенция,

      но подло тлеет вожделение.

      «Готов идти я на пари…»

      Готов идти я на пари,

      что знаю древних знаний сливки:

      душа находится внутри,

      а к ночи требует поливки.

      «Я говорю прозрачно и открыто…»

      Я говорю прозрачно и открыто,

      мне чужды дипломатии изыски:

      боюсь я коллективного корыта,

      давно питаюсь я из личной миски.

      «Благодаря, наверно, генам чистым…»

      Благодаря, наверно, генам чистым —

      а гены служат качеству порукой —

      я не был никогда пропагандистом,

      горланом, агитатором и сукой.

      «Несла убийства и контузии…»

      Несла убийства и контузии

      та оборвавшаяся нить

      эпидемической иллюзии,

      что можно мир наш изменить.

      «Есть в сутках отрезок любимого времени…»

      Есть в сутках отрезок любимого времени —

      отменно живу я во сне:

      друзья из ушедших бесплотными тенями

      ночами приходят ко мне.

      «Нет, в этом жанре я не пионер…»

      Нет, в этом жанре я не пионер,

      писали так и те, кто много выше,

      однако же я первый слово «хер»

      в короткое привлёк четверостишие.

      «Когда вступал в законный брак…»

      Когда вступал в законный брак

      в давнишние года,

      совсем не думал я, дурак,

      что это навсегда.

      «В саду сидел седой старик…»

      В саду сидел седой старик,

      он жить уже устал,

      но животворный чик-чирик

      с ветвей к нему слетал.

      «Жить с веком нашим в унисон…»

      Жить с веком нашим в унисон

      без неприязни некой внутренней

      мне помогает только сон —

      ночной, дневной и даже утренний.

      «Увы, я неуч неотёсанный…»

      Увы,