Игорь Губерман

Последний Иерусалимский дневник


Скачать книгу

варвар в любом человеке,

      а проснуться готов – в миллионах.

      «Увядание естественно…»

      Увядание естественно —

      мир безжалостно жесток,

      только видеть очень бедственно

      усыхающий цветок.

      «И был я уязвим со всех сторон…»

      И был я уязвим со всех сторон,

      хоть жил, почти того не замечая,

      а нынче я в еврействе растворён,

      как сахар в чашке налитого чая.

      «Напрасно нас пугает бездна…»

      Напрасно нас пугает бездна —

      в ней очень виды хороши,

      туда заглядывать полезно

      для укрепления души.

      «С валютою не снятся мне мешки…»

      С валютою не снятся мне мешки,

      в достатке я живу, хоть не богато;

      оплот моей свободы – те стишки,

      которые в тюрьму свели когда-то.

      «При жизни в сумасшедшем доме…»

      При жизни в сумасшедшем доме

      с его различными акцентами

      разумно всё на свете, кроме

      серьёзных споров с пациентами.

      «Пока тупая сила правит миром…»

      Пока тупая сила правит миром,

      и ложь весьма успешно служит ей,

      не надо ждать ни кацам, ни шапирам

      ни тихих лет, ни даже светлых дней.

      «Я часто про себя пишу неряшливо…»

      Я часто про себя пишу неряшливо

      и грустен, как весёлая вдова,

      мне жалко про себя, такого зряшного,

      отыскивать высокие слова.

      «Я раньше никогда бы не подумал…»

      Я раньше никогда бы не подумал,

      что всё так переменится на свете,

      и жизни обаятельного шума

      достаточно мне будет в интернете.

      «Учусь я у власти умению жить…»

      Учусь я у власти умению жить,

      завидны апломб и нахальство,

      талантом в чужие штаны наложить

      всегда отличалось начальство.

      «Сегодня говорю я, что всегда…»

      Сегодня говорю я, что всегда,

      когда уходят царственные лица:

      ещё один ушёл из-под суда,

      который непременно состоится.

      «Слова – сродни случайному лучу…»

      Слова – сродни случайному лучу —

      приходят без резонов никаких;

      стихи я не пишу, а бормочу,

      лишь после я записываю их.

      «Шёл двадцать первый век уже. Смеркалось…»

      Шёл двадцать первый век уже. Смеркалось.

      Такого я не знал ещё дотоле:

      весь день во мне угрюмо тлела жалость —

      подряд ко всем, кто ссучился в неволе.

      «В итоге благодарен я судьбе…»

      В итоге благодарен я судьбе —

      она меня пугала направлением,

      а я не упирался с ней в борьбе,

      но просто изменял её велениям.

      «Я жизнь мою не мыслю без того…»

      Я жизнь мою не мыслю без того,

      что дарит необъятную свободу —

      чтоб как бы