Они ходили и разговаривали, взявшись за руки. Тонкие запястья, длинные пальцы. Он страстно хочет жениться. Так сильно хочет, что сердце подпрыгивает до горла.
Он несколько раз пробовал разомкнуть веки, но дощатый потолок перед глазами начинал нестерпимо вращаться. Приходилось вновь закрывать глаза. Страшно хотелось пить. Вроде попросил. Но голоса своего не услышал. Только донеслось откуда-то:
– Сейчас, милок. Никак ожил! – говорила не молодая женщина. Даже скорее старуха.
Вода текла холодной спасительной струйкой в иссушенную гортань. На подбородок. По голой груди. Ага. Значит, пора прочухиваться, коли ощущаешь воду на теле.
– Силен ты спать, казачина! – Мужик с черной бородой и кривыми зубами сидел у самого изголовья.
– Ты кто, дядя? – Инышка наконец услышал себя.
– Тот, к кому ты ехал, да не доехал. Зато бабу нашел.
– Зачем так сильно-то было?
– А как с тобой иначе? Ты вона лихой какой. Вмиг стрельца уважаемого мордой в грязь посадил. Чего ж ты хотел после того? – Мужик ухмыльнулся.
– Мне бы письма…
– Да уже взял я письма у тебя из-за пазухи. Меня Иваном Прокопьичем Скрябой зовут. Я тут, парень, тысяцким служу государю нашему Михалу Федорычу.
– А-а… Так я ж к тебе и ехал.
– Письма прочел неоднократно. Ну, дела. Молодец! Хорошо с заданием справился. Только вот зачем за бабой-то погнался?
– Да, не за бабой я…
– Да ну, неужто?
– Точно не за бабой. Как дело-то было…
– Ты давай по порядку. – Скряба расстегнул верхний крючок кафтана.
– Я в карауле был. Так вот, споймали мы одного татарина. Я его к Тимофей Степанычу на допрос, стало быть. А атаман возьми да отпусти. Ну, поговорил вначале сколько-то. И отпустил.
– Отпустил, говоришь?
– Отпустил. Истинный крест! До меня не сразу дошло, что атаман-то наш ему в голову вложил свои мысли, значит. Чтобы тот татарин хитрость нашу врагу сказал, но не как хитрость, а как чисту взаправду. Иным словом, запутать неприятеля. Но и меня отправил следом, чтобы я письма доставил. Наперво я в Воронеже побывал. А потом сразу и сюда. В общем, Иван Прокопьич, идут нехристи на нас большим числом!
– Это я уж из письма понял.
– Но хитрый ты казак, как я погляжу!
– В чем хитрость-то моя?
– Я тебя про бабу пять раз спросил. А ты мне про что угодно, только не про нее!
– Меня кажись ранило в ногу! – Инышка притворно хныкнул.
– Невелика рана. Пуля кость облизала и с другой стороны из икры вышла. Жив будешь. Отлежишься только. Ты мне про бабу когда сказывать будешь, мать твою, засранец! Сейчас живо на дыбу прикажу! – Скряба уже начинал выходить из себя.
– Че сказывать-то нечего! Я к постоялому двору подскакиваю. До фонаря шагов, може, двадцать. Всё вижу, что там под фонарем делается. Извозчик пистоль достал да как пальнет в Карачу. Тот на землю –