дому отведу.
Бабы разом прекратив голосить, зашипели:
– Вот ведь ирод, ну ничего ему не делается.
– Дык пьяному море по колено.
А мужики, поняв, что продолжения у шоу не будет, стали потихоньку расходиться.
Придя домой, дядя Миша брезгливо понюхал стакан с сивухой, который поднесла ему на радостях баба Маша, но, вместо того чтобы освежиться, только поморщился и выплеснул его в ведро.
– Ишь ты, гадость какая.
На следующий день он ни свет ни заря поднялся, выдул залпом крынку молока и безо всякого увещевания (баба Маша блаженно улыбалась, досматривая третий сон) пошел копать картоху. А уже в полдень вся деревня, с удивлением разинув рты, смотрела, как словно игрушечная летает в его руках лопата, как летят со свистом в разные стороны комья стерни и прямо на глазах растет у тына груда картофеля. За время своего картофельного марш-броска дядя Миша остановился лишь три раза, чтобы приникнуть губами к бидону с козьим молоком, который ему всякий раз заботливо подавала баба Маша. Через три дня все было кончено, добро было выкопано, рассыпано по мешкам и спущено в погреб.
А еще через неделю дядя Миша поехал на своей «Верховине» за опятами.
Все коты одинаковые
– Вы кота не видели моего? – спросил я у соседки. – Белый кошак, дородный. Третий день где-то пропадает. Хотя с него станется. На неделю уходил бывало. Белый такой, с рыжим галстуком…
Руки мои похлопали по карману, где должна была лежать зажигалка.
– С галстуком? Не, не видела. А ты моего зверя не встречал часом?
– А каков он из себя?
– Да кот как кот. Обыкновенный. Серый такой, мокрый асфальт.
– Нет, не встречал.
– Беда-то какая. Беда!
– И куда делся потаскун этот? – прикуривая сигарету, посетовал я в унисон с причитаниями соседки. – Ну не шельмец разве? Патрулируй улицу теперь, разыскивай его, места себе не находи. А он? А он только, понимаешь, дрыхнет и дрыхнет, когда не у миски, конечно. У мисок то есть. Не напасешься на эту прорву. Ночами шатается не пойми где – аппетит нагуливает, а днем оттягивается. Нет, все это понятно, конечно. Кот – животное ночное, промысловое. Натура у него соответствующая. Мышей ловить должна. Только пользы от моего хищника в этом смысле ноль. Что есть кот, что нет его…
– Точно, – кивнула соседка, – проку от них никакого. У меня такой же бездельник, правда, наоборот.
– Это как так наоборот, любопытно?
– Ночью дрыхнет, а днем шляется. Затемно уже является на крыльцо – «здрасьте кого не видели», трескает в три горла и на печку. А мыши как бегали по антресолям, словно по Питерской, так и носятся.
– Мой, кстати, тоже с печки не слезает.
– Ааа, – обреченно махнула она рукой. – Все коты одинаковые.
– Ну слааава тебе Боже, нашееелся! Вон он мерзавец, – с облегчением указал я соседке на белого откормленного кота, несшегося к нам со стороны магазина. – Поди сюда, поди, дуралей. Мууурзик!
– Да какой же он тебе Мурзик? – расплылась в блаженной улыбке та. – Васька это мой негодный. Вернууулся.
– Погодите,