лицами можно было слышать: «Надо слушаться, так сказал наш директор». Такое сейчас редко встретишь. Это, как в хороших семьях, где мудрая жена-мама постоянно говорит детям: «У нас папка – главный в семье, как его умная голова решит, так и будет». Правда, дальновидная мамка никогда не будет афишировать, что умной головой папки управляет она сама.
Другой особенностью коллектива была высокая квалификация педагогов. Мне не нужно было натаскивать кого-либо из них в методиках работы; все были достаточно грамотны, хорошо знали свои предметы и в меру занимались самообразованием. Мне почти ничего не надо было приказывать: всё делалось вовремя, без всяких приказов. Думаю, что все эти особенности – результат выучки людей во времена директорства К.Р. Толкачева, несмотря на то, что о его крутом характере и грехах ходили легенды.
И, конечно, главный урок, полученный мною от первого директорства – урок ответственности. Люди не всегда понимают, обладаешь ты достаточными ресурсами для выполнения дела или нет. Но поскольку директор именно ты, то именно ты обязан найти эти ресурсы и обеспечить условия для выполнения дела.
Однажды в декабре, когда я зашел в класс столярного дела, учитель труда пожаловался, что кончаются гвозди на 50 и 100 мм, и скоро нечем будет работать. Мои попытки найти гвозди нужных размеров на базе леспромхоза не увенчались успехом. Делать нечего, надо было ехать в город. Я воспользовался тем, что меня срочно вызывали на какое-то совещание директоров, и поехал в Братск. После совещания попал на межрайбазу и купил два ящика гвоздей. Но встал вопрос: как довезти ящики, каждый из которых весил по 80 кг, до моей школы, находящейся за морем? Правда, море уже «стало» и зимник был пробит, однако никаких попутных машин не было и не предвиделось. Выбора не было, и я решил ехать поездом до Видима, а там будь, что будет. Кое-как под ругань проводника загрузил на станции Анзёби тяжеленные ящики в тамбур пассажирского вагона; а на станции Видим, обливаясь потом, выгрузил их. Теперь надо было найти попутную машину до Заярска, а потом из Заярска по зимнику через залив – до своего поселка. Я долго бродил по Видиму, но найти машину не мог. Кто-то посоветовал идти к «тунеядцам». Так называли людей, высланных из европейской части Союза за «уклонение от трудовой деятельности», которые жили в поселке Чистая Поляна.
Я купил бутылку водки, самый ходовой товар для «бартерных» расчетов, и, пройдя по зимней дороге километра два, пришел в Чистую Поляну. Поселенцы-«тунеядцы» жили в новых добротных брусовых избах. В одну из них, возле которой стоял ГАЗ-66, я зашел. В избе было жарко натоплено, на койках в кучах тряпья в верхней одежде лежало трое не то мужчин, не то женщин, и еще трое сидели у плиты, на которой в большой консервной банке что-то булькало. Они вскользь посмотрели на меня равнодушными оловянными глазами и снова погрузились в созерцание булькающего варева. По запаху я понял, что варят они чифирь и ждут, когда варево дойдет до кондиции. Мои попытки привести кого-либо из чифиристов в здравое состояние не дали никакого результата. Диалога не получилось.
Пошел