Яр подпрыгнул. – Честное слово!
И исчез.
А она осталась. Нет, не одна. За спиною на приличном расстоянии держалась пара служанок, с ними и стража, но чувство одиночества было до того острым, что слезы в глазах закипели. И нет, Мудрослава не собиралась плакать.
Она сильная женщина.
Она… вот влюбится Яр в эту степнячку. Женится. То есть, сперва посватает, и ему не откажут. Кто в здравом уме будет отказывать государю Виросскому? То-то и оно… привезет её во дворец.
Разберется с чернокнижником.
И заживут они с женою молодой в любви и согласии. А Мудрослава? Что с нею?
– Славушка, – зашелестели листья. – Слава, Славушка…
…вновь отошлют к любящим мужниным родичам? Или нет? Нет, Яр, он… не такой. Мужа подыщет. Хорошего. Или не очень. Главное, что такого, который на трон претендовать не станет. И отправит подальше куда, наградит губернией, землями и велит в них сидеть да носу не казать. А думать, будет ли тот муж по сердцу, никто не станет.
Или… вовсе в монастырь?
А то и еще хуже, сидеть при Яре перестарком-пустоцветом, нянчить чужих детей, о своих и не помышляя. Да зависти переполняться.
Она шмыгнула носом и обернулась.
– Славушка…
Нет никого.
Ни служанок, ни стражи, будто… будто взяли да сгинули. Сердце ёкнуло, и обида отступила. Ненадолго.
Яр не такой.
Яр…
– Славушка, – вздохнули над самым ухом, и крепкие руки, те самые, надежней которых в мире не было, обхватили её, закружили. – Как же соскучился я по тебе, Славушка.
И она, позабыв про честь и гордость, прильнула к его груди. Заглянула в глаза, разом потерявшись, позабывши обо всех обидах.
Если попросить брата… он ведь не откажет.
Он… надумал себе всякого про Старомысла. Но это ведь неправда. Сплетни. И та лесная колдунья тоже ошиблась. Или не ошиблась, но со зла оговорила. Бывает же такое? Бывает.
Конечно.
– Тише, родная моя… тише, – её гладили по голове, и Мудрослава успокаивалась.
Сердце в груди колотилось пойманною птицей.
Да, она поговорит с Яром.
Объяснит.
И…
– Все-то у нас будет хорошо, – заверили её и осторожно коснулись щеки. Отчего-то поцелуй этот заставил вздрогнуть, и на коже будто след липкий остался. Впрочем, ощущение этой липкости, самого следа, длилось недолго, сменившись тем же счастьем.
Тем же, но… не тем.
– Осталось немного потерпеть, – человек, лучше которого во всем мире не было, отстранился. Но рук Мудрославы не выпустил. – И помочь. Ты ведь сделаешь для меня кое-что?
Все, что угодно!
И сбежит, и… и Мудрослава прикусила губу, пытаясь выбраться из этой розовой безумной влюбленности, которая появилась слишком уж вдруг.
– Конечно, – говорить и то получалось с трудом. Казалось, что каждое произнесенное вслух слово разрушает их счастье.
А еще билась в голове мысль, что… много мыслей.
Про колдунью.
Яра.
Разговор. Потом. После. Надо молчать. Про колдунью