я не хозяин, и мое положение в доме всегда было особым, и я чрезвычайно нуждаюсь в дружеском общении, проводя столько времени в одиночестве, лежа в постели.
– Я выхожу в ночную тьму, и меня окружают призраки.
При этом заявлении мисс Херринг резко вздохнула и принялась громко возмущаться, и вышла вон, едва завидев мисс Ангус с супом, который та приносит мне каждый день. Мисс Ангус справилась о моем здоровье, и я повторил то, что уже сказал горничной, опустив упоминание о призраках.
– Иной раз мне кажется, что, если бы я нашел способ рассказать свою историю, она перестала бы меня так преследовать. Как думаете, мисс Ангус?
– Ну такой способ скоротать время ничуть не хуже остальных. – Мисс Ангус с шитьем в руках села в кресло, которое поставила у окна как раз для этой цели. Она бесконечно терпелива со мной, бесконечно внимательна. Лежа в удобной комнате, легко говорить. Что я и сделал, рассказав, как три ночи назад начал покидать Лондон своей мечты. «Городские тени слишком меня утомили», – сказал я, думая о своих собственных призраках. Вместо того чтобы бродить, как обычно, я поспешил на пристань, поднялся на корабль и расхаживал среди матросов, пока те работали. Я не сказал ей, что на том корабле меня нашли все мои призраки, что я просто-напросто привел их с собой. Эти команды из моей прошлой жизни понесли меня через океаны, быстрее, чем до сих пор, пока мы снова не оказались на Барбадосе.
С тех пор каждый раз, когда мисс Ангус приходила меня навестить, я рассказывал ей о путешествии, в котором побывал прошлой ночью. Иногда мы оставались на борту или снова кружились среди обломков «Перпетуи»; иногда мы возвращались в те дни, когда я блуждал по Новой Зеландии. Несмотря на то что, пока я говорил, мисс Ангус ни на секунду не оторвалась от шитья, она испытывала видимое умиротворение и даже удовольствие от моих глупых историй.
После недели подобных приключений я стал бояться, что своими россказнями о странствиях по свету совсем сбил мисс Ангус с толку. Излагая их, я не придерживался какого-либо порядка – в сказках его обычно не бывает, к тому же в моем обездвиженном существовании мне трудно совладать с памятью. Пока моя жизнь тянется так медленно и причиняет такую боль, а весь мир сжался до этой постели, четырех стен и окна, время ведет свою игру. Я не могу встать, даже чтобы справить нужду, поэтому вся благопристойность летит за окно вместе с разумом, хотя я нахожу, что проговаривание воспоминаний в какой-то мере смягчает мои видения. Иногда мисс Ангус хмурится и спрашивает, где находится тот или иной остров, что я подразумеваю под словом на незнакомом ей языке или морским выражением. Хотя, боюсь, мои уточнения для нее бесполезны. Она никогда не бывала на другом берегу Темзы, у нее нет собственных впечатлений о мире за пределами центра Лондона. Возможно, самым чудным местом для нее оказалась бы моя родина, где – в то время, когда я ее покинул – не было ни высоких зданий, ни поездов, ни выставочных залов или галерей, ни дворцов, разве что редкая газета или экипаж. Я был всего лишь мальчишкой, полудиким и совершенно потерянным,