пропало. Лежишь и себя не помнишь, так спать хочется. Только и думаешь: был Аверьян – и нет Аверьяна. Никто не вспомнит, так под номером и похоронят за казенный счет.
– А что ж, родных у вас разве нет? (Куруськин периодически спотыкался, обращаясь к Цветкову то на «вы», то на «ты».)
– Почему нет? Есть. Точнее – были. – Цветков криво улыбнулся. – Были да сплыли. Вот к Мане прибился: и угол, и харч, и скотина домашняя. Вот теперь где буду?
– Без документов-то? Понятно где. Если, конечно, делом не займешься. Ты сам-то по профессии кто?
– Маляр.
– А говоришь, «где буду»! Специальность нужная – в любой стройконторе примут.
– Ага! Без паспорта?! Ну если только грузчиком, и то – не факт. Все места-то уже расписаны, новичков, брат, не любят.
– Да не такой уж ты и новичок, как я посмотрю, – прищурился лейтенант. – Так всю жизнь, наверное, и перебиваешься. До лета работаешь, потом – гуляешь, а осенью – на постой встаешь… Знаю я вас. Без паспорта, конечно, ни в одной конторе с тобой валандаться не станут. Надо заявлять.
– Не надо, – отказался Цветков и, завернув трико до колен, запрокинул голову. – Жарко… Маня вернется, отдаст. Месяц бы перекантоваться.
– А не вернется?! – начал раздражаться участковый, неприлично долго и заинтересованно беседующий с лицом без определенного места жительства.
– Вернется, – уверенно произнес бородач и бросил в галку маленьким камешком. – Ты смотри, – удивился он, – наглая какая! Ничего не боится: подпрыгнула и дальше пошла.
Настроение у Куруськина испортилось окончательно еще и потому, что уже битых полчаса он сидел рядом с маргиналом, не находя в себе сил принять какое-либо решение: то ли призвать бродягу к порядку, то ли отпустить на все четыре стороны. С точки зрения должностных обязанностей подходил первый вариант. А вот со стороны занывшей совести – разумеется, второй. Цветков в сознании участкового превратился в укоризненное напоминание о событиях сегодняшнего дня, поэтому выбросить его из сердца вон хотелось так же сильно, как и забыть трепыхающуюся в руках у санитаров худенькую Марфу, испуганно озиравшуюся по сторонам. Ну вот зачем это ему?! Эти бабы! Бородатые мужики! Беззубая Марфа! Кошки, галки, анонимки!
Лейтенант вскочил как ошпаренный, водрузил на голову фуражку и, склонившись к самому уху Цветкова, горячо прошептал:
– Шел бы ты, Аверьян, как тебя там по батюшке, Юрьевич, отсюда! Пока доброжелательные граждане мне на тебя жалобу не отстучали. И тогда я приму меры и взыщу с тебя по всей строгости и за нарушение паспортного режима, и за тунеядство, статья 209 УК РСФСР, и за распитие спиртных напитков в общественных местах… – Куруськин перевел дух, выпрямился и совсем уж свирепо произнес: – А за неповиновение лицу при исполнении…
Цветков мгновенно понял намек участкового и мелко затрусил в сторону видневшегося детского сада под названием «Солнышко».
– Куда? – взревел Куруськин, и бродяга, резко поменяв курс, засеменил к выходу из двора дома № 24 по Западному бульвару в сторону