обыскав комнаты второго этажа, забрав себе все деньги и драгоценности, матросы стали пьянствовать в столовой. Ясногорские и Доброхоткины заперлись. По всему особняку разносился хохот, нестройное пение. Чаще всего пели «Яблочко».
На ночь княгиня и княжны улеглись на полу. На кровати лежал князь.
В полночь в дверь громко постучали.
– Барышни, приглашаем к застолью! Украсьте наше общество! – послышались пьяные возбужденные голоса.
Не получив отклика, матросы застучали сильнее. Голоса их становились громче. И злее.
– Красными балтийскими матросами гнушаетесь? Отпирай, буржуи!
В дверь колотили уже изо всей силы. Хорошо, что она была толстой, крепкой. Все в особняке было сделано на совесть, на века.
Мария Евгеньевна сидела на полу, прижимая к себе девочку, Марина и Настя – на стульях. Напряженно смотрели на дверь. Старый князь лежал на койке, устремив мрачный взгляд в потолок. Все молчали.
В дверь стали бить ногами.
Закончилось все внезапно.
Хлопнула парадная дверь, и послышался женский смех и визг. В особняк привели проституток.
Матросы оставили Ясногорских в покое.
2
Мирославлев взволнованно шагал взад и вперед по блиндажу.
– Из-за острова на стрежень… – пьяными голосами, недружно, пели где-то недалеко солдаты.
Вошел Олег Ясногорский. Вид у него был довольный. Владимир остановился.
– Таня согласилась, – сказал Олег. – Кое-как уговорил. Не хотела оставлять больных. Говорит, брюшной тиф, дизентерия, а медицинского персонала не хватает. – Он улыбнулся.
– Согласилась, только когда я сказал, что и ты с нами пойдешь. Итак, уходим втроем. Прямо сейчас. Нельзя терять ни минуты. Полк смерти могут перебросить в другое место в любой момент. Это большая удача, что он недалеко расположился. Больше такого случая наверняка не представится.
– Я не пойду, – сказал Мирославлев.
Ясногорский посмотрел на него с удивлением.
– Как не пойдешь?
– Я поеду в Петроград. Только что был в штабе. Говорят, в столице безобразия творятся. Пьяные матросы и солдаты врываются в богатые дома, грабят, убивают… Я должен быть рядом с Настей.
– И что ты сделаешь один? Сражаясь с большевиками в частях смерти, ты Настю лучше защитишь. Теперь бороться с большевиками – да и с немцами тоже – можно только в составе ударных частей.
– Должен признаться: после того, как меня едва не расстреляли, не раз приходила мысль все бросить и добраться до Петрограда. Вспомни, сколько офицеров дезертировало, боясь солдатских самосудов. И многие, несомненно, спасли этим свою жизнь. Но я всегда отвергал такую мысль. Не мог я оставить полк в военное время. Долг не позволял. Настя первая бы меня осудила. Но теперь-то армии нет, фронта нет.
В подтверждение своих слов он направил руку в сторону, откуда неслось пьяное пение.
– Пока существуют ударные части, есть и армия, есть и фронт.