Может, еще и наручники на нее наденут. Очень ей хотелась увидеть княжну Марину в наручниках. Но никто за княжной не приходил.
Всю сознательную жизнь не давал ей покоя один вопрос: почему одни трудятся, и у них нет ничего, а другие бездельничают, и у них есть все? Ответа она не знала.
И всю жизнь Варька мечтала о том, чтобы исчезли господа. Ни одного чтобы на земле не осталось. Тогда исчез бы и вопрос.
5
Когда в полку Владимир встретился с Олегом Ясногорским, стройным молодцеватым черноусым поручиком, тот первым делом рассказал о делах на фронте, в полку, во взводе. Князь замещал командира взвода Мирославлева в его отсутствие. Полк их сражался на Юго-Западном фронте, против австро-венгерских войск. Серьезных боев не было. Позиции сторон оставались прежними. После «Великого отступления» 1915 года линия фронта на их участке почти не менялась. Затем он стал расспрашивать о родных. Владимир подробно отвечал. Однако о поручении Марины и просьбе Насти умолчал. Вернулись к полковым новостям.
– Сдается мне, что наш непорочный ангел все-таки влюбился. Таня сюда приходила, о тебе спрашивала, – сказал с улыбкой Олег. Неприступность сестры милосердия Щелкаловой, любимицы полка, была одна из главных тем офицерских разговоров. Все гадали, кому же первому посчастливится завоевать ее сердце. – Наказала передать, чтобы ты, как приедешь, сразу шел к ней на перевязку.
Владимир был в нее влюблен. Пока не повстречал Настю. Сейчас слова Олега мало его тронули.
– Просто беспокоится о моей руке, только и всего.
Он пошел на перевязку лишь через два дня. Щелкалова старалась держаться официально, но было видно, что она обрадовалась. Даже щеки зарумянились.
– Почему же вы только сейчас пришли? То, что вы из госпиталя выписаны, не означает полного выздоровления. – Таня говорила строгим тоном, но глаза смотрели нежно. – Еще возможны осложнения.
Она стала перебинтовывать ему руку.
Он прислушивался к раскатам далекой канонады и безотчетно сравнивал Татьяну с Настей. И лицо ее было не таким красивым, как у княжны, и глаза не такие выразительные. И, главное, не было в ней того внутреннего горения, которое чувствовалось в Ясногорской. В Мирославлеве самом всегда горел этот огонь. Он знал, что мужчину и женщину сильнее всего влечет друг к другу не родство умов и даже не родство душ, а родство натур.
Его влюбленность в Щелкалову исчезла бесследно. Но восхищение ее самоотверженностью и храбростью осталось.
Прошла неделя.
В их офицерский блиндаж принесли почту. Олег стал ее разбирать.
– Тебе письмо. – Он протянул конверт Владимиру. Это было письмо от матери. Она жила одна в их небольшом доме в Рязани. Отец Мирославлева, капитан 2-го ранга, погиб в Цусимском сражении. – Это – Августу. Это все мне. От сестер и maman. Опять тебе. Без… – Ясногорский осекся. Бросил взгляд на одно из своих писем. Словно сравнивал почерки. –