жертвоприношения перед битвой (?), даже высшие интересы народа, прочное благополучие, требует, чтобы он получить эту помощь.
19. Что касается монарха или ведущего вождя, который может отказать в этой справедливо заслуженной и необходимой помощи или почете, то он заявляет формулировками своего следующего вопроса, что какой-то мгновенный суд будет грядущим, ибо угрозы будущего осуждения кажутся несущественными.
20. В качестве предисловия он взывает к разуму колеблющихся групп среди масс, которые все еще медлят называть зло злом, и спрашивает, были ли когда-нибудь даевы, представленные их приверженцами, хорошими правителями, когда у них была власть. Разве грабеж и насилие не были тогда законом у них, как и теперь? И разве Коровы, олицетворяющие священные стада и народ, не возвысили свой плачущий голос?
Ясна 45
В этом гимне меньше следов фрагментарности, чем в других. Он кажется принадлежащим периоду покоя и богословской деятельности. Мощный противник только что был разгромлен. Первый стих звучит как поздравление. Можно сказать, что гимн предназначался для пения, если не крика, для множества людей, часть которых была вне пределов досягаемости голоса. Во всяком случае, внимание привлекают три разных выражения. «Пробудите ваши уши к звуку», буквально «звучите» в восприимчивом смысле; («пусть звук звенит в твоих ушах»), затем «слушай»; а затем «размышлять».
2. Затем он повторяет главную доктрину, из-за которой стороны воевали и которую они должны теперь ясно увидеть в свете своей победы. «Гнусные пороки общества не находятся под контролем святого Ахуры таким образом, чтобы он либо порождал их, либо терпел». Они, напротив, являются продуктом персонифицированного Гнева Даевов, Майнью в его злом смысле, Ангра (сердитого?) Духа. Между этим существом, или персонифицированной абстракцией, и Ахурой пролегает пропасть. (Никогда не видим ни клеветы на имя Ахуры, ни подозрения в Его чистоте, проявляющейся в соучастии в жестокости, или в терпимости к дурным страстям.) Следует также отметить, что побежденный «душсасти», возможно, был поклонником даевов, главным образом как еретик этой Веры Ахуры, считая Его причастным к творению или допущению греха и страдания, или, если в то время было запрещено погребение или сожжение мертвых, то, возможно, также в этих вопросах. Но все же, как непокорный поклонник Мазды, он мог заявить о законной верности «урвате» и будущих благословениях, а также временных преимуществах, связанных с правильным ученичеством; и поэтому он, возможно, использовал название священных принципов самой Веры. На самом деле он, возможно, был поклонником Мазды, но не из «порядка Заратустры», ни в какой степени не принадлежал приверженцам и встречался как настоящий, если не открытый, поклонник Даева. Поэтому пламенный пророк провозглашает полное разделение между добром и злом, Богом и Демоном.
Два духа действительно сошлись сначала, чтобы создать жизнь и ее отрицание, и они сотрудничают, если