Как тот, кто отдал свою душу небесам и хотел бы на собственном опыте познать благословенные награды, даруемые святыми обрядовыми и моральными действиями, предписанными Ахура Маздой, чтец заявляет, что он будет учить в стремлении распространять святой порядок веры, и одержим одним желанием его увеличения, пока будут силы.
6. С благочестием столь же пылким, сколь и глубоким, и говоря с большой искренностью, он просит Праведности, как личности, когда увидит ее, полностью познавшего Благой Разум Бога, путь, ведущий к Нему, и прежде всего с Послушанием. Но хотя он обращается к этим возвышенным абстракциям как к личностям, совершенно невозможно предположить, что он не говорил в глубочайшем значении слов, выражающих состояния ума и качества характера: «О ты, Божественный Праведный Порядок! когда я увижу Тебя, как бы присутствующего в моей собственной душе и в тех из людей, которых Ахура вверил мне на попечение? Когда я узнаю, что Божественное Милосердие стало единым с расположением моего собрания? Когда же я овладею знанием того единственного пути к нашему самому щедрому Ахуре, который есть не только ангел Сраоша, но и тот ангел, истолкованный как «Повиновение Ахуре». Нельзя сильно преувеличивать религиозную глубину или субъективность, суеверие могло держаться рядом с самым истинным благочестием. Он восклицает (если третья строка действительно была составлена им так, как она дошла до нас): «С помощью такой молитвы, как заклинание Матры, мы можем с величайшей силой отогнать нечистых зверей и существ, которые оскверняют нашу святость или угрожают нашей жизни».
7. Непосредственно ссылаясь на это откровение, он еще раз умоляет Ахуру «прийти с Его добрым разумом» и даровать не добычу и даже не богатство, а «аша-дары» и (как подателя праведности) долгую жизнь и могучей духовной благодати ведущему Заратустре (по всей вероятности, составителю раздела), и себе, жрецу с его помощниками, чтобы не плотскими орудиями, а своими «высокими и святыми словами» все вместе они могут преодолеть мучения врагов, опустошавших поселения и все еще способных сокрушить верующих своими набегами и грабежами.
8. С намеренной и интересной аллитерацией он молит Ашу об «Аши»; то есть благословение, даже усердно достигаемое к дарам великой Благости Арамаити также становится предметом его прошения вместе с Ахурой; и на этот раз для пользы Вистаспы (Vîstâspa), монарха, и для него самого, чтобы они могли услышать милостивого Матру (Mãthras), который действительно является сутью всего произведения.
9. Он дает ранний пример риторики и заполняет одну строку тремя «вахистами», молящимися Ахуре, как единомышленникам с Ашей (здесь, впервые в «Авесте», названной «лучшей»), чтобы даровать такое же благословение; и на этот раз снова с намеренной заменой: «себе и Фрашаостре»; и не для этого мира, а для «всего времени Благого Разума», употребляя выражение в его конкретном смысле, как нёбо; ибо небо для него состояло во внутреннем состоянии. (Так же и в других