переглянулся с Мухаммадом, им обоим почудилось за двоякими речами торговца недовольство хаджитарханцев новым повелителем. И слова о Сарае задели за живое. Неужто осмелится изменник Тимур-Кутлуг взять власть над столицей Орды? По рассказам странников, Сарай ал-Джадид, некогда прекрасный, шумный и многолюдный, лежал в развалинах, и лишь вороны каркали среди былого величия и изобилия. У Мухаммада сердце заходилось тоской, он никак не мог представить дворцы, украшенные бело-голубой мозаикой, грудой почерневших, обожженных пожарами камней. В памяти ещё жил цветущий ханский сад и виделись его уютные покои с любимым уголком из мягкой тахты у окна и полки с прекрасными книгами. Где теперь эти драгоценные творения великих поэтов, философов и астрономов? Видимо, и их пожрал беспощадный огонь разрушений, или обагрённые кровью руки захватчиков унесли книги, как редкую добычу, что после сбывают за бесценок на созданных наскоро рынках? Его мало занимали рассказы о вражде между царевичами Куюрчуком и Тимур-Кутлугом, хотя странники часто рассказывали об их делах.
– Изменники не поделили власть и добычу, пусть дерутся на радость нам, – с горечью шептал Мухаммад. – Туранский эмир Тимур вручил оглану Куюрчуку шитый золотом халат и золотой пояс, он провозгласил его падишахом разорённых и ограбленных земель. А теперь Тимур-Кутлуг отнял у своего дяди Куюрчука принадлежности ханского достоинства. Что скажет на это Самаркандец, на кого пойдёт войной?
За повседневными заботами и чередой похожих как близнецы дней пережили они зиму и весну. В начале лета к колодцу свернул караван из Сыгнака, и Мухаммад снова достал припрятанный кошель с монетами. Он без сожаления расстался с окончательно истрепавшимся и ставшим ему тесным камзолом, его одеждой стал чапан из зелёного сукна с глухо застёгнутым воротом, а голову увенчал лисий малахай. Теперь никто не смог бы признать в вытянувшемся исхудавшем мальчике отпрыска ханского рода.
Караван задержался у колодца на долгие три дня, сотоварищи владельца раздумывали, не повернуть ли верблюдов назад. Бескрайняя степь, лежавшая перед ними, пугала своими неожиданностями.
– Мы слышали, города, через которые лежит наш путь, в развалинах, и смерть царит там, где раньше жизнь била ключом.
Такие разговоры у костров были не редкостью, и солтан, ища общества людей, садился в их круг и с напряжением вслушивался в рассказы бывалых торговцев. Но купцов успокаивал караван-баши, он ходил по землям Великого Улуса год назад и старался переубедить своих соратников:
– Непобедимые багатуры Тимура прошлись огнём и мечом по большим городам, и Орда разошлась на четыре части, но жизнь не ушла из этих мест. Вы можете нажить целое состояние там, где все тонут в вихре бедствий и лавине голода. Говорили, даже воины непобедимого эмира испытывали здесь нужду и отдавали за еду последние монеты. Можно выторговать заман проса семьдесят кепекских динаров, а быка – за сто. Где вы ещё найдёте такой барыш? В караване полсотни верблюдов, гружённых просом