просто, кажется мне, ты человек дельный и не подлый, из тебя выйдет толк.
– Корф у нас признанная дива, – горько рассмеялся Бюрен, – вот с ним выгодно дружить. Он фаворит, и его прочат в финансисты, вместо старины Бестужева, который, кажется, спёкся. А я – только свита дивы и управляю одним бедным Вюрцау. Не ищи во мне, Анисим Семёныч, не стоит…
– Корф? – лукаво улыбнулся Маслов. – Тот еще выйдет финансист. Про Корфа наш Остерман говорит только: «Корфу не хватает…», и далее – загадочные глаза…
– Чего не хватает? – не понял Бюрен.
– И ума, и цепкости, и того, о чем ты сейчас подумал. Я не знаток в таких делах, но по мне – ты легко его подвинешь, если захочешь.
– Ты не знаток, Анисим. И я, увы, не знаток, – вздохнул Бюрен, – как выяснилось.
– Миньон? – тотчас догадался Маслов. – Он всё-таки…
– Он разве что не позвал меня замуж. А я, со всей деревенской прямотой, послал его подальше. Вежливо, но отчётливо. Подвёл ты меня, Анисим, со своими советами. Я едва не нажил в Москве могущественного врага.
– Миньон не могущественный, – возразил Анисим Семёныч, – ты ему польстил.
– Но знаешь, я придумал, как всё это дело исправить, – продолжил Бюрен, не слушая его. – У меня его книга, и я верну её, и вложу в неё записку…
– Вот эта? – Анисим Семёныч снял с полки Плювинеля. – Удивительно, что ему подобное интересно.
– Это книга его брата. Так вот, я вложу в книгу записку с извинениями и приглашением на нашу охоту.
– Но Лёвенвольд не охотится! – рассмеялся Анисим Семёныч.
– Я знаю, мне говорили. В том-то и дело. Я извинюсь за свою грубость, позову его на охоту, а то, что он не поедет, – так сам виноват. – У Бюрена был довольный вид человека, сочинившего удачную комбинацию.
– А если он опять поймёт тебя не так? И примет приглашение за нечто большее? И прилетит к тебе на твою охоту?
Бюрен задумался, и новый друг его с любопытством следил, как меняется хищное красивое лицо. Бюрен не знал, чего он точно хочет. Он и верил, что Рене не поедет к нему в Измайлово – ведь молодой Лёвенвольд не охотился, все это знали, – но он всё-таки немножко хотел еще раз увидеть Рене. Объяснить ему, что он, Бюрен, не содомит и не это, не бузеранти, и потом предложить – просто свою дружбу. Рене ему нравился, с первого их взгляда, с первого их слова, и Бюрену не хотелось бы терять навсегда это раскосое порывистое существо, и не в могуществе его было дело, просто – не хотелось терять…
– Ты пошлёшь ему книгу со слугой? – спросил Анисим Семёныч, нарочно, чтобы Бюрен очнулся.
– Да, пожалуй. Знаешь, если он всё-таки приедет – я просто предложу ему свою дружбу. Как думаешь, это будет очень глупо?
– Да так же, как я сейчас предлагаю тебе свою.
– Твоя дружба мне куда дороже, – отвечал Бюрен, пожимая Маслову протянутую руку, – только она для меня – навырост, я тебе пока что бесполезен.
– Не всё меряется выгодой, – с тёплой учительской интонацией отозвался Анисим Семёныч, –