что хрена с два мы начнем батрачить, если вы не вычеркнете это неебучее правило, – резюмировала Люда с искусственно вежливой улыбкой.
Тонкие бровки капитана то взлетали вверх, то хмуро опускались, а под конец монолога нервно задергались. Аброскина была не просто возмущена, она была вне себя, и все же прибегнуть к крайним мерам, а именно спустить на нас Семенова с пистолетом-пулеметом и поставить на бесчинстве точку, она не рискнула. Тщательно подбирая нужные слова, она ответила, что, хотя выполнить условия женщин весьма трудно, начальство сделает все возможное, оно будет отстаивать права заключенных, чего бы ему это не стоило, и так далее и тому подобное; в сущности, ничего толкового она не сказала – лапшу на уши повесила, и только.
– Не пойдет, зовите начальника стройки, – не купилась на доводы Аброскиной Люда. – Хули, он главнее.
– Что ж вы, хотите, чтобы я полковника по всяким пустякам вызывала? – разгневалась капитан. – Все уладим самостоятельно!
– Блядь, да вы уже два года как улаживаете, – в тон ей отрезала Люда. – Теперь базарить будем с ним.
Напыщенно хмыкнув, жучка вернулась к протестующим. Аброскина оценила масштаб бедствия и поджала губы.
«Громов утверждал, что в лагере мужики мне спуску не дадут, – вспоминала я перекошенное лицо министра. – А тут вон как: с точностью до наоборот. Лишь бы до брюк дорваться, неважно до чьих. Не знаю, что хуже».
И так мы томились в ожидании: рабочие, стучавшие зубами от озноба, – в кругу; повар – у полевой кухни; молчаливые Аброскина, Ибрагимов и Семенов – напротив, у костра. Подстреленные стонали, зажимая кровоточащие раны. Когда солнце склонилось к горизонту и поднялся ветер, добивая остекленевших узниц, приехал военный внедорожник. Люда и Саша деловито поправили до сих пор влажные бушлаты и выдвинулись навстречу. Аброскина быстро заняла позицию рядом с ними, сердитая на их самоуправство.
Задняя дверь машины открылась, и из салона вышел начальник Северного управления лагерей железнодорожного строительства. Мы находились слишком далеко, чтобы увидеть и расслышать его, но надо же было выяснить, примет ли полковник жучкин ультиматум, поэтому мы старательно щурились и обратились в слух. Начальник предстал пред нами без охраны, демонстрируя таким образом свое доверие к нам.
Пребывая в раздумьях, полковник оглядел сваленные в кучу деревья, сидевших женщин, скаливших зубы конвоиров. Не могу не признать: выглядел он в столь щекотливой ситуации достойно. Вместо того чтобы рвать и метать, он держался прямо, расслабленно, расправив плечи и сложив за спиной руки.
Обогнув Люду и Сашу, Аброскина козырнула, подскочила к нему вплотную и зашептала – оправдывалась, подлиза, ябедничала на нас, умывая ручки. Он выслушал ее, не перебивая, а потом, когда она умолкла, повернулся к нам.
– Добрый вечер, девушки! – добродушно крикнул полковник.
Я пораженно вскинула голову. Не может быть!