как во дворце? Вот и думай. Может щенок обеспечить тебе будущее, которого ты заслуживаешь?
– Бедность не порок, – выскочило у меня.
– Бедность не порок, зато та еще петля на шее, – подхватил он.
Я могла бы ему возразить, да незачем, это было бесполезно. Пока он что-то бухтел, лениво жестикулируя, я так и стояла, уставившись на мозаичную дорожку под туфлями и кое-как сдерживая горькие слезы.
– Нина, взгляни на себя! – вырвал меня отец из оцепенения.
И с прискорбием вздохнул, догадавшись, что я внимала ему вполуха. Пересилив раздражение, папа воззрился на меня ласково, как в детстве.
– Ты еще прекраснее своей матери, Нина. И красота – не единственное твое достоинство. Чтобы составить выгодную партию, ты получала передовое образование, музицировала, рисовала, занималась спортом. Ты хороша почти во всем, за что берешься, и я горжусь тобой. Не отдам в руки мужчине, который погубит то, что мы с матерью взращивали в тебе годами, мужчине, который для тебя, скажем так, маловат.
– А какой не будет маловат? – услышала я собственный слабый голос.
– Тот, кого ждет блестящая карьера, – охотно перечислял папа, – у кого безупречная репутация, много связей и возможностей. Мужчина должен твердо стоять на ногах, чтобы с ним было надежно. Я не смогу всегда быть рядом с тобой, дочка, поэтому собираюсь оставить тебя за прочной стеной. Если ты шибко печешься о любви, поверь мне на слово: для крепкого брака недостаточно одних чувств, порой они появляются и вовсе спустя годы после свадьбы. Верно говорят: стерпится – слюбится. Видит бог, этот разговор должна была вести твоя мать, у нее бы, чай, вышло поделикатнее, но ты уж не суди меня строго…
«Возможно, есть в его словах доля правды, – задребезжал у меня в глубине огонек того здравого смысла, к которому взывал отец. – Папа родился в крестьянской семье, ребенком застал голод, горбатился в поле, а сегодня он – один из самых влиятельных в стране людей. Он построил сам себя. Такой человек не даст вредного совета. Он старше, он умнее, он знает, о чем говорит, и пытается защитить меня, уберечь от ошибки».
Отец закинул ногу на ногу и налил себе в стакан прохладный лимонад, который Мария делала ему к полудню каждый день.
– И все-таки присмотрись повнимательнее к Загорскому, – предложил папа как бы невзначай. – Он не столь плох, как ты привыкла думать. Ну, согласен, излишне деловой, заискивает перед начальством. Да только именно такие прихвостни и пробиваются, девочка. Таких-то руководство жалует, лелеет, поднимает вверх. Сергей крайне тобой интересуется. Смени гнев на милость и побеседуй с ним.
Я припомнила невзрачного мужчину, который восхищенно аплодировал выступившему с речью члену Политбюро – этому фальшивому, скользкому старичку Пронину, сверкающему сальными глазенками, – и ходил за Адмираловым хвостиком, как преданная собака. Ни за что!
– Он толковый товарищ. Быстро позабудешь этого