когда уволился, послушав тогда эту торчащую сейчас из-под стола гениальную задницу, то и подавно. Хотя если тут так платят, он вытащил свой главный собачий билет. «Главное, чтоб не стал волчьим», – грустно сыронизировал про себя эпигенетик.
Пока Лекс предавался сумбурным мыслям, его потенциальный работодатель извлек из-под стола закатившуюся туда небольшую металлическую капсулу, а заодно и себя вместе с ней на свет.
– Александр Николаевич. Наконец-то, – удовлетворенно отметил юный гений, отряхнул халат и протянул свободную руку.
Эпигенетик незамедлительно ответил и выдавил из себя натужное:
– Здравствуйте, Тайвин. Можно просто Лекс…
– Ни в коем случае! – отрезал Тайвин.
– Почему? – изумился Лекс.
– Потому что звучит как собачья кличка. А вы будете моим заместителем, – объяснил гений. – Временно, пока я на Земле, а как покину alma mater человечества в пользу Шестого – будете нашим координатором от Всемирной ассоциации наук по естественнонаучному направлению, я поспособствую. И персонал лаборатории изначально должен вас уважать и обращаться к вам соответственно, а не подзывать панибратским прозвищем. Поэтому для начала выработайте самоуважение, а вслед за вами оно экстраполируется на окружающих.
Глядя на немало обескураженного эпигенетика, Тайвин привычным жестом поправил очки и соизволил объясниться:
– Давайте так. Обозначим приоритеты. Я тут, как меня называют, штатный гений. И я приверженец политики максимальной открытости в работе. Никаких недоговорок, только факты. И еще момент. Как сказал один умный человек, лжи и недоговорок не должно быть не только фактических, но и психологических. Предельная откровенность.
– Это, например, как? – Лекс искренне заинтересовался, все еще донельзя ошеломленный открывающимися перспективами.
– Сначала дайте согласие на честность.
– Даю. А вы практически не изменились, – с удовлетворением отметил Лекс.
– Вы хотели пример? Например, я не изменился, потому что как был заносчивой высокомерной сволочью, так и остался? – спросил Тайвин и, не дожидаясь ответа, подтвердил: – Да. Разве что возвел эти полезные качества в превосходную степень. А чем вы похвастаетесь?
– Окончательно возненавидел макароны, – с неожиданной для себя честностью, которую от него и ждали, ответил Лекс. Ему концепция отсутствия лжи фактической и психологической понравилась, хотя он и не был уверен, что будет такую тактику использовать с кем-то, кроме самого Тайвина. Для эпигенетика предельная откровенность граничила с откровенным хамством и задевала его природную мягкость и социальную воспитанность. Но от гения он чего-то подобного и ожидал.
– Полагаю, здешняя столовая вас не разочарует, – мимоходом ответил Тайвин, теряя интерес к стороннему разговору, и Лекс понял: гений так и не вспомнил ни той пивной, ни разговора, что круто изменил жизнь благовоспитанному,