облаченное в черный шелк и меха царственное видение, быстро направившееся к продавцу. Сигарета выпала из пальцев юного горожанина, он издал невольный возглас «Черт побери!» – но явление, как ни странно, произвело куда больший неожиданный эффект на Мерлина, который выпустил из рук свое сокровище, присоединившееся к сигарете на полу. Перед ним стояла Каролина.
Она была старухой – замечательно сохранившейся, необычайно красивой, с прямой спиной, но все же старухой. Волосы были седыми, потерявшими былую густоту. Они были тщательно уложены и украшены драгоценностями; на ее лице, лишь слегка припудренном, как и положено «la grande dame», виднелась сетка морщин, особенно у глаз – две глубокие складки пролегли от носа к уголкам губ. Взгляд был тусклым, болезненным и брюзгливым.
Но это, без сомнений, была Каролина: это были ее черты, хоть и разрушенные временем; это была ее фигура, пусть ставшая хрупкой и малоподвижной; это была ее манера держаться, безошибочно узнаваемая в смеси восхитительной дерзости и завидной самоуверенности; и, кроме всего прочего, это был ее голос, пусть надтреснутый и дрожащий, но все еще сохранивший ту нотку, которая могла заставить любого шофера пожалеть, что он не сидит за рулем мусоровоза, и стать причиной падения сигарет из рук взращенных в черте города внуков.
Она остановилась и принюхалась. Ее взгляд упал на валявшуюся на полу сигарету.
– Что это? – воскликнула она. Это был не вопрос – это была литания подозрения, обвинения, доказательства и приговора. Все заняло одно лишь мгновение. – Немедленно выпрямись, – сказала она внуку, – выпрямись и выпусти весь этот никотин из своих легких!
Молодой человек испуганно посмотрел на нее.
– Выдыхай! – скомандовала она.
Он чуть сжал слабые губы и выдохнул.
– Выдыхай! – повторила она тоном, не терпящим возражений.
Он снова выдохнул, беспомощный и нелепый.
– Ты отдаешь себе отчет в том, – резко продолжила она, – что за пять минут потерял пять тысяч долларов?
Мерлин на мгновение подумал, что сейчас молодой человек упадет на колени и станет молить пощадить его, но такова уж человеческая гордость – он так и остался стоять, даже еще раз выдохнул, отчасти от нервов, отчасти – без сомнений – в тщетной надежде вновь снискать расположение родственницы.
– Что за осел! – воскликнула Каролина. – Еще раз, один только раз – и ты покинешь университет и отправишься работать!
Угроза настолько потрясла молодого человека, что он стал еще более бледным, еще бледнее, чем от природы. Но Каролина еще не закончила:
– Думаете, я не знаю, что ты, твои братья, да и твой глупый папаша, думаете обо мне? А я прекрасно знаю. Вы думаете, что я дряхлая развалина! Вы думаете, что меня от ветра шатает? Не дождетесь! – Она стукнула себя в грудь кулаком, как бы демонстрируя крепость мускулатуры. – А что касается мозгов, так у меня их будет больше, даже когда вы меня в гроб положите, чем у вас у всех, вместе взятых!
– Бабушка…
– А ну тихо, ты, тощий юнец! Да если бы не