никогда не называл их Крестами. Только трефами.
– Засунь себе в рот оба кулака!
– Каллум, сынок, не надо говорить с братом, будто… – Продолжать папа не стал.
– Каллум, ты опять был с ней? – В глазах матери зажегся бешеный горький огонь.
– Нет, мама. Просто гулял, вот и все.
– Вот и все? Тогда прекрасно. – Мама с размаху поставила на стол кастрюлю.
Паста перевалилась через края на стол. Джуд мгновенным движением собрал с клеенки все, что выпало, и затолкал в рот.
Шли секунды, все ошарашенно таращились на Джуда. Он завладел даже вниманием Линетт, а это достижение. Вывести мою сестру из ее загадочного мира было практически невозможно.
– Удивительно! Когда речь идет о еде, ты как молния на допинге, а обычно тормозишь. – Губы у мамы искривились – что-то среднее между весельем и отвращением.
– Это называется мотивация, мама, – ухмыльнулся Джуд.
Веселье победило. Мама рассмеялась:
– Будет тебе мотивация, зайчик!
В кои-то веки спасибо Джуду: отвлек всех от того, чем я занимался целый день. Я оглядел стол. Линетт снова ушла в себя: голова, как всегда, опущена; взгляд, как всегда, устремлен на колени.
– Привет, Линни, – шепнул я старшей сестре.
Она подняла голову, мимолетно улыбнулась мне – короче некуда – и снова уставилась себе на колени.
Мы с сестрой похожи: у обоих каштановые волосы, глаза одного серого цвета. У Джуда черные волосы и карие глаза, и он похож на маму. Мы с Линни не очень похожи ни на маму, ни на папу. Наверное, отчасти поэтому мы всегда были дружны с ней. Больше, чем с Джудом. Это Линни сидела со мной, когда маме надо было на работу и она не могла взять меня с собой. А теперь с ней самой надо сидеть. С головой у нее плохо. Выглядит на свой возраст – ей двадцать, – но умом как маленькая. Живет в своем волшебном мире, как говорила бабушка. Раньше она была не такая. Три года назад с ней что-то произошло, и она переменилась. Несчастный случай. И моей сестры, которую я знал, просто не стало. Теперь она не выходит из дома, почти не говорит и, по-моему, почти не думает. Просто существует. Вечно витает где-то в облаках. Нам туда не попасть, а ей оттуда не выбраться. Нет, она выбирается, но редко и всегда ненадолго. Наверное, там, куда ее уносит разум, ей хорошо: с ее лица не сходит мирное, безмятежное выражение. Иногда мне думается, что ради подобного душевного покоя стоит слететь с катушек. Иногда я ей завидую.
– Где же ты пропадал все это время? – вернулась мама к прежней теме.
А я-то думал, мне все сошло с рук. Мог бы и сообразить, что маму с толку не собьешь. Если уж решит дознаться…
– Я же говорил – просто гулял.
– Хм-м-м-м… – Мама прищурилась, однако отвернулась и пошла к плите за мясом.
Я перевел дух – вышло громко. Похоже, мама совсем устала, раз решила мне поверить.
Линетт снова украдкой мне улыбнулась. И стала накладывать пасту на тарелку, когда мама вернулась со сковородкой мяса.
– Готов к школе, Каллум? Уже завтра, – ласково напомнил