Друзей.
Тонечка старалась не плакать, закусывала губу, чтобы сдержаться.
Жёны… вдовы теперь… стояли с окаменевшими серыми лицами.
Прощальный залп.
Спи спокойно, дорогой товарищ, ты честно выполнил свой долг перед Родиной.
И снова шли будни заставы.
А потом была осень, долгая и щедрая. Пришла она в том, 1937 году с грибами, ягодами, с летящими паутинками, с буйством красок и косяками перелётных птиц, готовящихся в обратный путь. В сентябре солнце было всё ещё по-летнему тёплое и сильное.
Но над Тонечкой и Гришей понемногу начали сгущаться тучи.
Тонечка опять оказалась на виду.
Засияла новой женственной красотой.
И вышло нехорошо.
Холостой начальник тыла сахалинских погранвойск её заприметил. Не раз и не два приезжал он на заставу якобы «по делам», а сам приходил к общежитию… поговорить… Один раз получил «автограф» через всю щёку, другой раз, когда Тонечка рубила дрова в сарае, огрёб за дерзость свою от неё поленом по хребтине и позорно бежал. Скрыть этот «афронт» ему было невозможно, и он, вроде как со смехом, выговаривал Григорию:
– Ну, строга твоя жена, шуток не понимает!
Григорий перемолчал, зло глянул на начальника. Какие тут шутки?
И дело на том не кончилось. На Григория нежданно пришла анонимка, что у него в сундуке якобы спрятан халат с драконами.
И опять судьба вмешалась. Григорий узнал о готовящейся против него злой интриге, в конце которой весьма вероятно, даже непременно был бы арест, и сам пошёл ва-банк. Он явился к партийному начальству с таким напором и такими словами:
– Если я – потомственный крепостной крестьянин – враг народа, то кто тогда друг народа? Анонимщик?
Надо было знать эмоциональную силу молодого Григория. Она, как цунами, сметала города и океаны! И почти пошитое дело было «пока» убрано под сукно.
Не будучи наивным, Григорий понял, что начальство, желая заполучить Тонечку, его, Григория, уберёт рано или поздно. Он написал прошение о переводе в любое другое место, мотивируя свою просьбу тем, что Тонечка переболела дифтеритом и получила осложнение на сердце, поэтому холодный и тяжёлый климат Сахалина был ей труднопереносим.
И его просьбу удовлетворили!
Рука судьбы проявилась и в том, что очень скоро пришёл приказ о переводе Григория, а того начальника надолго вызвали на материк.
Мусенковы ехали на пароме во Владивосток. Тонечка дрожала всю переправу, ведь паром был ещё в ведении Сахалина.
Вдруг пришлют телеграмму! Вдруг их вернут!
Но обошлось. И молодая семья спокойно сошла на берег материка.
В Приморье начиналась золотая осень! Тонечка, сидя у окна вагона, вертелась в нетерпении, рассказывала Грише, что казаки-первопоселенцы особым воображением не отличались и станции называли просто по порядку, считая речки, текущие из центра Владивостока: Первая речка, Вторая речка.
А вот и Угольная! Гриша, подхватив чемоданы и Лизочку, уже выскочил на перрон.
– Верочка,