Беловы стали красными партизанами. Ушли в тайгу, спрятались за топи.
Но как уйдёшь ты от жилья? Где еду взять?
Вот и выходило, что между посёлком и красными партизанами постоянно была крепкая связь.
Внешне жизнь Степана, Тонечкиного отца, теперь старшего проводника КВЖД, текла размеренно и без изменений. Он всё также постоянно уезжал в рейсы.
Но втайне от всех Катерина дома пекла хлеба для братьев – партизан, а младший её брат – пятнадцатилетний парнишка – ночами приходил из тайги забрать. На лесной опушке между двух небольших сопок смастерили полый внутри стог. Тонечка знала, что туда, в тот стог, Катерина носит еду и оставляет для брата. Мать строго-настрого запретила Тонечке даже и словечко о том выронить – такая беда будет!
Но не обошлось без доноса. Новое слободское начальство заметило, что из трубы дома Катерины всё время идёт дым.
«Почто она день и ночь печь топит? Не зима, чай!»
Белоказаки нагрянули к ней с обыском. С криками и угрозами выволокли Катерину из дома, выгнали Тонечку, сестёр её и братьев – во двор. И перед ними, детьми, стали избивать их мать, требуя её признания в том, что она кормит партизан.
Не помня себя, Тонечка вырвалась из рук держащего её казака, дико завизжав, кинулась на обидчиков матери. Её сильно ударили, она упала без сознания…
Тут сбежались многочисленные родственники и соседи и принялись горячо доказывать, что хлеб Катерина печёт на всю слободу, пока муж в отъездах,
– Жить-то надо! Вот и печёт всем!
Белоказаки угомонились, но не поверили.
Однажды ранним росистым утром они выследили паренька, залезшего в стог за хлебом, и закололи, затыкали его саблями. И несколько дней не разрешали родным труп забрать. Тонечка видела, как мать безмолвно рыдала, уткнувшись в подушку. Стояла Тоня рядом, молчала, не знала, что сказать, как унять такое горе.
А потом она услышала, как мать с подругами зашепталась о странном и страшном: таинственным образом пропал «зверь» хорунжий. И вскоре по слободе пошёл слух…
– Нашли его, хорунжего-то! Труп в бочке, что Песчанка вынесла!
– Уж такой страшенный, весь в кровище!
«Всё как в сказке про царя Салтана», – думалось Тонечке. Эту сказку она читала сама, её учил отец, когда был дома. В бочку посадили, «засмолили, покатили и пустили в окиян». С одной добавкой – в настоящей жизни вся бочка была пробита-утыкана трёхдюймовыми гвоздями остриями вовнутрь. Но нет, Тонечке жалко хорунжего не было – не могла забыть, как он бил её мать.
Вот на какое дикое время выпало детство Тонечки.
Но в волшебной книжке, где на обложке стояло «Сказки г-на Пушкина…» она читала:
«Втихомолку расцветая,
Между тем росла, росла, поднялась –
И расцвела! Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого…»
И мечталось девочке, что это за ней скачет верный жених на добром коне и ищет её, Тонечку.
– Я тут, на самом краюшке земли, – шептала она, – у самого Великого Океана…
Тем