благородие!
ИПАТИЧ (отчаянно). Гады ползучие! Черти окаянные! Вы были моей последней надеждой! Кто теперь кукушку вытащит? Как я теперь их высокоблагородию в глаза смотреть буду? А?!
КУЧЕРЯВЫЙ. Ваше благородие, мы сейчас себя либеритируем, без труда. Сейчас пойдем и все сделаем: пушку, кукушку… Что хотите…
ИПАТИЧ. Куда же я вас в таком виде поведу?! Осрамите, шельмы, на весь полк!
В мастерскую вбегает СОЛДАТ.
СОЛДАТ. Ваше благородие, их высокопревосходительство, генерал Колбасин, изволили из части отбыть. В офицерском собрании быть не изволили. Водку им прямо в автомобиль подали… Они с аппетитом выкушали и укатили… Только удивляться изволили, что вы проститься не пришли.
ИПАТИЧ. Господи! Со мной знаменитейший генерал попрощаться хотел! А я тут с этими подлецами рассусоливаю! Все на гаупвахту на десять суток, шагом марш! (ЛУКАШКЕ). И ты с ними тоже. (Идет к двери. Останавливается). Черт с вами, отсидите трое суток. А потом я вам придумаю другие воспитательные меры. С пользой для части.
Уходит. Вслед за ним уходит СОЛДАТ.
КАБЛУКОВ. Прости, Лукаш, подвели мы тебя. (Запнулся о шинели, падает. Говорит лежа). Лукаш, я у тебя за тумбочкой полбутылки «Рябиновой» припрятал, дай мы с Кучерявым выпьем, а то не дойдем.
ЛУКАШКА (подает ему водку). Да вы в любом случае не дойдете.
КУЧЕРЯВЫЙ. Не дойдем, так доползем… Русского солдата какой-то «Рябиновой» не сломать. (Выпивает несколько глотков водки и падает лицом в пол).
ЛУКАШКА (выкатывает тележку для белья, укладывает на нее Каблукова и Кучерявого). Ну как, удобно?
КУЧЕРЯВЫЙ и КАБЛУКОВ мычат и пытаются петь русскую народную песню «Пойду ль я, выйду ль я да…»
Поехали!
Уходит с тележкой.
Картина вторая.
Гаупвахта. Утро следующего дня. Перед нами три маленькие камеры. В них спят и ужасно храпят КАБЛУКОВ и КУЧЕРЯВЫЙ. ЛУКАШКА, прильнув лицом к решетке, пересвистывается с какой-то птичкой. Появляется часовой караульной службы ВОРОНОВ.
ВОРОНОВ (грубо). Хватит свистеть! Не на гулянке… До подъема еще две минуты – живо спать!
ЛУКАШКА (смеется). Ты особо-то не лютуй, Воронов. Тебя сменят через двадцать минут, отоспишься и гуляй, а нам тут три дня перловку хлебать.
ВОРОНОВ (хмуро). Кто сменит-то? Градусов… Он всегда минуты на три-четыре опоздает. Ненавижу его, такой необязательный… Так бы и дал ему прикладом промеж глаз!
ЛУКАШКА. Совсем ты спятил, Воронов, сходи в санчасть, может тебя в канцелярскую переведут, а то ты с недосыпу и правда беду натворишь.
ВОРОНОВ (злобно ухмыляясь и закуривая). А что, я могу… (Смотрит на часы. Орет страшным голосом). Подъем! (Курит).
КАБЛУКОВ и КУЧЕРЯВЫЙ с трудом поднимаются.
ВОРОНОВ. Живей, живей, арестанты… (Смеется).
КУЧЕРЯВЫЙ. Воронов, я знаю, что ты гад последний, но будь другом, дай затянуться.
ВОРОНОВ. Другом я тебе, Кучерявый, буду, а вот затянуться не дам. Избалуешься!
КУЧЕРЯВЫЙ. Ну и гад же ты!
ВОРОНОВ