там надолго. Спустя некоторое время я услышала, что он на кухне.
– Странно, почему не заглянул ко мне, – подумала я и, отложив домашку, решила посмотреть: как он там? В эту пятницу у меня было три урока, поэтому я пришла раньше его. Я тихо прошла на кухню, но там было почему-то сильно холодно. Сережка даже не обернулся, когда я зашла. Мне показалось, что он что-то держит у лица и сидит, подозрительно повернувшись спиной, глядя в окно.
– Привет, Сереж. Как дела?
– Нормально, – не оборачиваясь, ответил брат. Судя по его поведению, было ясно, что у него не все нормально. Я резко подошла к подоконнику и увидела, что он придерживает кухонную тряпку у правого глаза. Я потянулась к его правой щеке, но он резко отвернулся в сторону, и я увидела, что он держит что-то в тряпке. Тряпка была влажной и на ней я заметила остатки мокрого, таявшего снега.
– Не дури, что случилось? Ты, что упал?
– Не… Упал не я. – Он открыл окно и, немного прикрывая правой ладонью щеку, левой полез за снегом на подоконнике.
– Сереж… – Я присела на табуретку и постаралась как-то помягче обратиться к брату. – Как ты? Ну, что с тобой?… – Серый продолжал молчать. Закрыв окно, он продолжал держать снег у правой щеки и смотреть во двор. Чтобы разрядить обстановку, я негромко включила радио.
– Тебе картошку погреть? – Я звякнула крышкой сковороды.
– Ну… погрей, – не сразу ответил он. Я достала из холодильника вареную картошку в мундире, стала чистить и резать в сковородку. Мать вчера заранее сварила нам кастрюлю картошки на обед. Картофелины были очень мелкие, предстояло долго возиться с ними. Брат устал держать растаявший снег со льдом у щеки. Он подошел к раковине, чтобы стряхнуть тряпку. Правая щека его горела от снега, промыв тряпку, он вернулся, сел на прежнее место и уставился в окно.
– Да, кто тебя так, – не Пономарь ли? Сереж! … – после пятой очищенной картофелины брат, продолжая смотреть в окно, тихо выдохнул:
– Он.
– Ну, и…?
– Завтра будет отдыхать, – а через некоторое время добавил:
– Молитву пусть бубнит, если сможет.
– И что ты сделал?
– Нос хорошо хрустнул у него. Короче, сломал. Надеюсь, зубы тоже выбил. Кровь ему пустил, как из крана полилось! – зло улыбнулся Сержка.
– Пусть лечится теперь долго, и я до выходных не пойду, – повернулся он ко мне отечной и горящей красной щекой.
– И все-таки… Ты его так за… – собралась я его спросить.
– За что? А за то, что в раздевалке начал выступать: Дезер, дезер дезертир, сынок дезертира! На куртке моей желтым фломастером написал: дезер. Да, еще утром в классе на доске было написано: «Долой дезеров!» Я тогда не сразу сообразил что, то было в мой адрес. Ваську Кривого к себе притянул. Тот подтявкивал, остальные только лыбились, но большинство не обращало внимания. – Я отложила чистку картошки и невольно спросила брата:
– Откуда