ine/>
А вот у Никиты! «Принес в школу живого ужа», «Поджег библиотечную книгу»… или вот последнее: «Прилепил к потолку мышь жвачкой. И в процессе объяснения нового материала она упала прямо на учителя!» Мышь, конечно, игрушечная была. Но похожая!!! Конечно, Никита думал, что кто-то из наших будет у доски отвечать. А Маргарита ходит там, ходит, объясняет, объясняет! А мышь – болтается, болтается…
О, что было!!! К директору вызывали, конечно.
А директор наш дверь закрыл и потихонечку спрашивает:
– Кукушкин! Все прощу. Только объясни: как ты это смог сделать?!
По крайней мере Никита нам именно так потом рассказывал.
Ну вот. А еще мы ходим в музыкалку. Только я играю на виолончели, а Никита – ударник. Барабаны, значит, и ксилофон. Вот теперь вам, наверное, окончательно все ясно.
Мы учились в одном классе шесть лет и абсолютно не замечали друг друга. То есть это он меня не замечал, меня вообще мало кто замечает. А его! Он так устроен, что только заходишь в класс – и сразу видишь его. Его светлую растрепанную голову и какой-нибудь желтый свитер.
– Кукушкин!
– Я! – отвечает он и выходит к доске на руках.
И наша новенькая молоденькая физичка внимательно его слушает и, не моргнув глазом, ставит пятерку. И спрашивает еще:
– Тоже перевернутую ставить?
А про наш класс так говорят: «Седьмой „Б“? Это тот, в котором Никита Кукушкин?»
Так вот, однажды мы с музыкальной школой поехали на гастроли, с нашим оркестром. Настоящие гастроли! В Новгород. На три дня. И нас с Кукушкиным поселили в один номер. Все как-то договорились заранее, кто с кем будет жить, а я – нет. Мне было все равно. Потому что у меня никогда не было друга. А у Никиты – наоборот! Миллион друзей. И каждый подумал, что он будет с кем-то другим. Поэтому он тоже остался без соседа. Ну, нас и поселили вместе. Все-таки одноклассники.
– С кем ты? – спросила меня Лелька. Она тоже моя одноклассница, нас трое в оркестре из нашего класса. – Что?! С Никитосом?! Ну, ты попал!
И я вдруг обиделся. Во-первых, почему это я попал? А во-вторых, за «Никитоса». Потому что мне нравилось слово «Никита». Простое и крепкое. Говоришь, будто орех перекатываешь за щекой: Ни-ки-та. Согласные, как сухие полешки. Как ксилофон. Ему подходит, он ударник. Никита Кукушкин, па-парам, там-тирам. Будто барабан и тарелочка. А у меня дурацкое имя. Будто вообще никакого нет.
В общем, Никита взял карточку-ключ от комнаты и пошел себе вверх по лестнице. Хорошо ему – палочки барабанные в рюкзак, и вперед! А я тащусь со своей виолончелью… В общем, он первым открыл дверь. И сразу, прямо в кроссовках, рухнул на кровать. И заорал:
– Темницы рухнут, и свобода! Нас! Примет! Радостно! У входа!!!
– И братья ключ нам отдадут, – пробормотал я.
– Чего? – удивился Никита.
– Ничего. Ключ отдай, карточку, без нее свет не включается!
Никита вскочил с кровати, как-то подпрыгнув спиной, будто пружинка. И спросил:
– Ты откуда это знаешь?
Я почему-то смутился.
– Ну… Не знаю. Стихи. Дома книжка есть.
– Слушай, Оська, а ты, похоже, ничего чел!
Оська. Вот оно, мое имя. Мой ужас. Одна согласная, и та какая-то никакая. Приходится обязательно добавлять «к». Но тут я как-то забыл, что у меня некрасивое имя.
Никита вставил карточку, и стало светло.
В общем, мы проболтали с ним всю ночь. Его ждали в семи разных местах – играть в карты, травить анекдоты, ходить по гостинице и подсовывать нашим под дверь дурацкие записки… Но опять вышло то же самое – каждый думал, что он с кем-то другим. И за ним никто не зашел.
И хорошо, что не зашли.
Только я сам не понял… Как можно было вот этому человеку… Вот этому лохматому Никите-барабанщику рассказать то, чего я раньше никому не рассказывал. Я вроде бы никогда и не хотел про это рассказывать, а оказалось, что хотел. Очень. Причем всякую ерунду.
Что мы дружили до школы с Лелькой Погореловой, которая сейчас и не здоровается со мной никогда. Хотя мы соседи. Что мы с ней копали вместе червяков и ловили жуков. Теперь, конечно, странно представить, что длинную Лельку в вечных «уггах» с какими-то блестящими штуками когда-то интересовали червяки.
– Что, прямо так в руки брала?! – восхищался Никита.
– Ну да… Она первая и брала! И в карманах домой таскала!
– Ух ты… Лелька? Надо же!
Ну и Никита мне рассказал то, что никому никогда не рассказывал. Про ту же самую Лельку. Я обещал, конечно, что – никому. Ну и вам поэтому тоже не расскажу. Надо же – Лелька. Вот бы никогда не подумал.
А еще я показал ему свои стихи. Тоже не думал, что кому-то когда-нибудь покажу.
И