я заболел, конечно. Сразу же. Я вообще очень легко заболеваю, и даже с удовольствием. Лежал себе и читал с планшета все подряд.
А вечером в дверь раздался звонок. И я услышал неожиданное:
– А Оська дома?…
Никто раньше так не спрашивал. Я вообще-то далеко живу от школы, семь остановок ехать на троллейбусе.
А Никита приехал.
– Адрес? У Погореловой спросил, конечно! Ты же сказал, вы соседи. Да ну, совсем рядом, десять минут! – И он поставил в угол свои ролики.
А потом пошел на кухню очаровывать мою маму. И мама очаровалась.
– Надо же, Оська. Вот не думала, что ты можешь подружиться с таким интересным мальчиком.
Не думала она. Думала, что ее сын – так, аппарат для поглощения пельменей.
А потом мы с ним придумали группу. Когда он узнал, что у меня гитара есть и что я немного играю.
– О, камрад!!! Давай! Забацаем что-нибудь. А, Оська? Перевернем умы. Зажжем! Чего ты, давай!
И мы дали. Я за неделю научился довольно неплохо играть. А Никита, оказалось, играет на клавишах очень прилично. Он раздобыл синтезатор, ему даром отдали какие-то друзья отца. Жуткий зверь, а не синтезатор. У этого престарелого мастодонта не работало несколько клавиш, но Никита как-то обходился без них. И музыку к нашим песням писал он. Оказалось, к моим стихам можно музыку… Что из них можно – песни. И что… что от музыки, Никитиной музыки, они не станут хуже. Даже, может, и получше.
Мама, конечно, немного переживала, что я забросил виолончель. Но Никита заверил ее, что игра на гитаре «очень развивает гармоническое мышление».
К тому же в одну песню мы вставили виолончель. То есть я там бросаю свою гитару и устраиваю такой виолончельный запил… Самому нравится, я такого на виолончели никогда не играл и не слышал ни у кого. А Никита там только подыгрывает мне тихонько на тарелочке. Пока на синтезаторной, а потом будет на настоящей. Здорово так – моя виолончель и его тарелочка.
Это моя любимая песня, про «Летчика Экзюпери». Я долго боялся эти стихи Никите показывать, думал, он смеяться будет. Ну и вообще, не хотелось, чтобы он его трогал, Летчика моего, музыку там сочинял. Казалось, испортит. А Никита прямо им заболел. И потом примчался ко мне – и, не снимая куртки, сразу за клавиши. И показал. И оказалось – вообще. Сумасшедше здорово! Не думал, что из моих стихов можно такое сделать, настоящее. Ну и соло виолончельное там отличное получилось. Никита считал, что «Летчик Экзюпери» будет самая наша хитовая песня. «Бомба», – говорил.
А потом произошла и вовсе невозможная вещь. Я вышел за хлебом, а когда вернулся, услышал на кухне Никитин голос. Мама все восхищалась, что он, ударник, так здорово на синтезаторе играет.
– Да что вы, в самом деле. Ваш Оська в сто раз талантливее меня. Что там я, просто знаю несколько аккордов. И перебираю их. За полгода можно выучиться. А вот Оська… Вы хоть стихи его видели? Да вы что! Такие стихи – вообще!!!
И тут он увидел меня. Мои широко раскрытые от ужаса глаза. И он улыбнулся широко и сказал:
– Ой,