и папа сказал, что Дед-Мороз мог к нему поехать уговаривать его дальше работать. И чтоб задобрить, может, повёз ему подарки… Дед-Мороз у меня не был. А подарунчики проявились. Как это произошло? Не знаю… Я прямо смущаюсь…
С вечно расстёгнутым настежь ртом Антонелли спросил в школе учительницу:
– Что такое календарь?
– Календарь – это то, где указаны годы, месяцы, дни недели, праздники.
– А-а-а… А я не знал…
– А сейчас особый праздник. Новый век! Новое тысячелетие! Третье! Сегодня мы учимся первый день в новом веке!!! – торжественно доложила Лариса Соломоновна. – Первый урок в третьем тысячелетии!!!
– Неправильно! – сказал я. – Разве бывает десяток без головы? Разве десяток из девяти состоит? Девять ещё не десять! Сейчас ещё старенький век. А новый начнётся в две тысячи первом году. Через триста пятьдесят шесть дней!
– Да ладно… – кисло вздохнула наша Ба! Шилова! – Отдыхай…
Россия– родина слонов в посудной лавке.
Когда я добываю двойку, у папы начинается очередной самый последний конец света.
Злость его аж до потолка подкидывает. Важно хоть немножко кинуть соломки на то место, где он опустится. Жалко всё-таки. Папа как-никак.
Сегодня я начал издалека.
– Пап, что больше? Восемь или один?
– Конечно, один.
– А если хорошенько подумать?
– Ну… пока восемь…
– Уже хорошо… За вчера и сегодня я честно вытрудил восемь красивых пятёрок-тетёрок и одну-единственную худющую раскоряку двойку…
Когда папа вернулся с неба на кафель школьного вестибюля, я сказал:
– Этого гусика я обожаю! – и поцеловал двойку в раскрытом дневнике. – Я хочу, чтоб каждая четверть начиналась и кончалась двойкой. Прямо меч… меч – та-аю! Чтоб композиция такая кольцевая была!..
Разбушёванный папа схватил меня за руку и потащил по всем этажам. Искать Ларису Соломоновну. Какой любопытный! Хочет знать, откуда взялся гусь!
– Не твоя композиция, а вот эта, – тычет папа в двойку и напротив её в чумные буквы «Д/з», – откуда эта композиция прилетела? Д/з – домашнее задание. Ты ж вчера мне стишок молотил я тебе дам! И два? Ты ж мне его сто раз наизусть оттарабанил!
– И в сто первый Ларисе Соломоновне! Ну… Рассказал я ей стишок, а она мне злобно, сквозь зубки: «Он мне не нужен!» – и отмахнулась. Как тигрюха лапой.
Я промолчал.
Она раскрыла дневник, подняла ручку и, представляешь, задумалась. Сигнал, что я выстарал себе плохую отметку.
Ну… Думает она год, думает два.
Я спрашиваю:
«Что вы так длинно думаете?»
«Я думаю, какую тебе двойку поставить. Большую или маленькую!»
Г-г-г-г-гос-с-с-с-поди! Мне б её заботушки!
Отоварился я и пошёл к себе за столик сел.
– Пап, она ж пишет ужасно. Ни один дурак её не поймёт! За её двойку, как она написала,