потом как-то все отвернулись – так совпало… и нет его. Может, старое кладбище нашел…
– Да нет здесь никакого старого кладбища! – заорал Антон, перекрикивая хлещущие кнутом косые струи. – Тут ничего не было до пятидесятых годов! НИ-ЧЕ-ГО!
– Но легенда…
– В жопу ваши легенды! Их сочиняют такие же бездельники, как вы!
Ребята сочли за лучшее не спорить с взбесившимся сторожем, иначе рассеченная бровь патлача могла оказаться лишь легкой затравкой.
Они поднялись по косогору в перелесок. Вдали виднелись редкие огоньки складов, граничащих с полудохлыми дачными поселками. Там, где днем хорошо просматривалось кладбище, теперь царила непроглядная темень, словно за краем плоского мира.
Они двинулись в глубь перелеска. Луч фонаря выхватывал из темноты одинаковые куски унылого пейзажа: поросшие грязно-желтой травой кочки, голые деревья, кусты.
Через пару десятков метров показались покрытые мхом и лишайником каменные плиты, обломки крестов. На поверхностях – остатки выбитых зубилом фигурных букв и цифр, дореволюционная орфография.
– А вот и старое кладбище, – произнесла девка то, что боялись сказать вслух остальные.
Антон не верил своим глазам.
– А кто-то только что утверждал, что нет никакого старого кладбища, – недовольно пробубнил тощий себе под нос.
– Смотрите, кровь! – воскликнул волосатый, указывая на темную лужицу в обломке каменной чаши.
– Да не кровь это, – отмахнулся Антон. – Вода обычная.
– И здесь, – проигнорировал его патлач.
Девка застыла на месте, зажала рот ладонью. Антон направил луч на предмет, приковавший ее взгляд.
Несколько отрубленных – нет, вырванных с корнем – пальцев на поваленной могильной плите.
– Его убили… – пролепетал тощий, вытирая с лица перемешанные с грязью капли воды.
– С чего вы решили, что это именно ваш? – спросил Антон.
– Кольцо.
Антон присмотрелся. На одном из пальцев – наверное, среднем – красовался дешевый перстень с несуразной гравировкой в виде вороньей головы.
– Надо уходить, – сказал Антон.
– А как же… – попыталась было возразить девка.
– Он сдох! Нет его! И искать мы его больше не будем. Во всяком случае, я точно не собираюсь, а вы как хотите.
– Ляньте туда, – обесцветившимся голосом произнес патлач, выпрямившись, как древко швабры.
Антон перенаправил луч – и…
Увидел.
Пацаненка – одного из готов – кто-то лишил ног, дочиста выпотрошил и, как резиновый чехол, натянул на могильную плиту – так, что ребра разломились, а острые зубчатые обломки пронзили плоть. Голова свесилась набок. На лице застыла маска запредельного страдания: парня потрошили заживо. Губы растянуты, зубы стиснуты. Глаза закатились так, что видны лишь белки, подернутые сеткой лопнувших сосудов.
Позади кошмарной инсталляции